— Да хватит уже о глобальном, — поморщился Лысый. — Слышь, Танзоро? Я на Земле писал картины. А бывших художников, как известно, не существует — или они были поддельными художниками. Ты из чего краски готовишь? Сам ведь готовишь, правильно?
Танзоро весьма оживился: видно, ему тоже до чертиков надоело глобальное. Он повел Лысого сперва в пещеру, потом по долине, и оторвать их друг от друга оказалось невозможно до самого вечера. После ужина их снова потянуло на разговоры о живописи, и они не спали половину ночи, а наутро вместе отправились за большим каноэ, хотя весло у Танзоро было только одно.
— Если наши цивилизации поладят между собой так же хорошо, как эти двое, войны между Землей и Сангароа не будет никогда, — сказала Инга.
— Даже среди нас не все художники, — заметил Эпштейн.
— Я в душе художник, — сказала Машка. — Хер на заборе нарисовать точно смогу.
Перед отплытием Танзоро разгородил запруды в бухте — до следующего приезда — и забрал из пещеры съестные припасы, чтоб зря не пропали. Все они, вместе с кистями и красками, уместились в небольшой котомке, искусно сплетенной из сухой травы. Лысый предложил наскоро выстругать хотя бы еще одно весло, однако поддержки в своем начинании не нашел.
— Первый остров совсем близко, — сказал наш хозяин. — Почти сразу за горизонтом, его просто не видно. И куда торопиться? Все равно вы не сможете попасть к хоулу раньше решения биосети.
— А сколько это вообще может занять времени? — спросил Эпштейн.
— Точно сказать не могу. Дольше всего придется ждать ответа разумных сегментов биосети в других звездных системах. У нас быстрая связь, но она не мгновенная.
Мы загрузились в каноэ. Танзоро встал на корме и пошел работать веслом — неторопливо и размеренно, как машина. Вскоре берег исчез из вида, а впереди показался другой. Нас приятно обдувал встречный ветерок и сопровождали летучие рыбы. Они выпрыгивали справа и слева целыми стайками и пролетали над поверхностью воды десятки, а то и сотни метров. И вдруг из моря совсем рядом с каноэ вынырнула девушка — ну да, просто взяла и вынырнула, хотя любой из берегов был в нескольких километрах. Она приветливо помахала нам рукой и поплыла рядом. Даша тихонько ойкнула, когда стало ясно, что у девушки вместо ног большой рыбий хвост.
— Это Джайна, — сказал Танзоро. — Она акваморф — из тех, что живут на мелководье. Они почти все похожи на людей и часто поднимаются на поверхность. А есть еще глубинные акваморфы. Джайна у нас биодизайнер. Если когда-нибудь мне надоест суша, обращусь за помощью к ней.
— А чисто ради опыта не хотите? — заинтересовался Эпштейн.
— Такая перестройка организма требует слишком много времени, чтоб затевать ее только ради опыта. Я могу задерживать дыхание под водой на сорок минут, а Джайна способна дышать воздухом несколько часов. Этого достаточно для обмена опытом.
— А она стала такой или родилась?
— Родилась! — радостно крикнула Джайна. — А если б не родилась, то обязательно стала!
— Ого, наш язык уже достояние биосети? — изумился Эпштейн.
— Был с самого начала, — сказал Танзоро.
— А разумные четвероногие на Сангароа есть? — спросила Инга.
— Есть всякие, — ответил Танзоро. — Есть люди-птицы. Возможно, вы увидите их, если они захотят пообщаться напрямую. Мы стремимся к максимальному биоразнообразию — это выгодно во многих отношениях.
Остров быстро рос в размерах. Танзоро на время отложил весло, достал из своей котомки большую раковину и протрубил в нее. Подождал и протрубил еще раз.
— Конечно, на острове все уже знают, что мы плывем к ним, — пояснил он. — Однако у нас есть свои обычаи, понимаете? Некоторые из них выглядят ужасно архаично, однако они нам дороги.
Слева прямо из тропических зарослей выдавалась пристань из грубо отесанных каменных блоков, заброшенная на вид. Прямо по курсу был пляж, и Танзоро направил каноэ туда. Встречавшая нас веселая толпа островитян всех возрастов забежала в мелкую воду и мигом вытащила лодку на песок.
Мы вылезли, нас тут же окружили и повели по извилистым тропинкам вглубь острова. Пейзажи его выглядели так, словно над ними долго трудились умелые и талантливые ландшафтные дизайнеры, — что, если верить Танзоро, соответствовало действительности. Вокруг было гораздо больше всего, чем это бывает в природе, — цветов, плодов, разновидностей деревьев и порядка. И в то же время ничего не выглядело искусственным и лишним. Мы шли мимо живописных груд валунов, скал с росписями, искусно построенных хижин, казавшихся живыми деревянных и каменных скульптур, пересекали ручьи и речки по сплетенным из воздушных корней мостам. В ветвях то и дело мелькали морды и мордочки больших и маленьких обезьян, и Мартышка умчалась с ними знакомиться. И всяких других животных вокруг было как в зоопарке — только все они бродили на воле, и все, очевидно, были ручными.