— Давайте здесь притормозим, — взмолилась Даша. — Я больше не выдержу.
— Правильно, — поддержал ее Эпштейн. — Дождемся ответа биосети — и сразу к хоулу. Иначе застрянем на Сангароа навсегда.
— В принципе — неплохой вариант, — сказал Лысый.
— Ну для тебя, — возразила Даша.
Все мы давно поняли, что Лысый на Землю не пойдет, — гораздо раньше, чем это понял он сам. Встреча с Танзоро уже была для него величайшим искушением — ведь тот был художником, да не каким-нибудь, а сверхгениальным по человеческим меркам. Они бесконечно болтали об искусстве, а в целом на архипелаге художники и скульпторы жили буквально племенами. Вначале Лысый еще держался, потому что вокруг было слишком много интересного и нового; однако теперь не выдержал, попросил у Танзоро кисти с красками и начал осваивать наскальную живопись.
— Все, ребята, я пропал, — признался он нам между двумя многодневными творческими запоями. — Решено — остаюсь. Какого черта? Опять на Земле вкалывать целыми днями, чтоб на жизнь наскрести, и писать картины урывками? Да чтоб я сдох! Можете меня считать предателем, — но я отсюда ни ногой.
Смотреть на творчество Лысого сходилось все население острова и слетались разумные птицы. По качеству картины его, конечно, здорово уступали работам местных мастеров, но ведь это инопланетянин творит, причем сам по себе, без поддержки биосети и всесильного Вагрума!.. Так что в шумных искренних поздравлениях недостатка не было. А тут еще прекрасные туземки! Лысый рисовал их с утра до вечера, а на ночь исчезал в глубинах острова, уходя каждый раз в новом направлении с новой подружкой. Мы не сомневались, что в конце концов он заведет себе целый гарем и примется за обольщение русалок. Благо на острове царила свободная любовь, а сам Лысый пользовался у противоположного пола невероятной популярностью по тем же причинам, что и его творчество — из-за экзотики. Его пиратская повязка через выбитый глаз никого не смущала. Наоборот.
Инга на Землю возвращаться тоже не собиралась: не так давно она приложила немало усилий, чтоб выбраться оттуда. Теперь планировала проводить до хоула Эпштейна и вернуться к Мартинесу на Рорбести.
Однозначно оставалась на Сангароа Мартышка. Ей здесь нравилось: вокруг было в избытке всего, что только может пожелать уважающая себя обезьяна, и не было никаких врагов и опасностей. А что ее ждало на Земле?
— Просто выпустить ее там на волю было бы опрометчиво, — сказал Эпштейн. — Кто знает, переносчиком каких болезней она может стать. А если не выпустить, ее замучают обследованиями. С животным никто церемониться не станет.
— А с нами? — спросила Даша.
— Да и с нами тоже, но мы все-таки люди, так что надежда на более-менее нормальное отношение есть. Для Мартышки — нет.
Машка, от которой все ждали, что она с радостью останется в наполненном пальмовым вином раю, решительно от такой доли отказалась.
— Не, я домой, в Ивановку. Сколько можно шляться, пора хозяйство навестить. Огородик там мой, поди, совсем зарос. Да и в Сибири у нас по-любому лучше.
На вопросы, чем это Сибирь лучше Сангароа, Машка только отмахивалась. Лучше — и точка.
У Эпштейна было все просто — он с самого начала шел на Землю.
В рядах нерешительных оставались только мы с Дашей. Во время похода по Гилее и Рорбести у нас не было сомнений, куда мы в итоге хотим попасть. Особенно мало мы сомневались в этом после короткого, но запоминающегося визита на Сатанаил. Да только Сатанаил и Сангароа — это две настолько большие разницы, что дальше и нельзя. Манило остаться здесь. Хоть на время. Но тогда Эпштейну придется идти на Землю с одной только Машкой. Мы не будем знать, что с ними, — а вдруг позже хоул закроется?
Нет, если идти, следовало идти сразу. Однако окончательно решиться на это нам было страшновато.
Во-первых — понятно же, что мы не сможем просто так объявиться на Земле и зажить прежней жизнью. Мы оба числились там пропавшими без вести, а вернемся в компании Эпштейна, который больше всего хотел доказать человечеству факт существования связанных миров. Что само по себе не могло не создать нам массу проблем сразу же после возвращения. Как сказал сам Боря — конечно, мы не Мартышка. Однако…
А кроме «во-первых», было еще несколько «во-вторых». И масса «в-третьих» И без числа — «в-четвертых».