Оставив в туалете слезы и самобичевание, я вернулась в зал, Калеба там уже не было. Ждал он меня у выхода из кафетерия с моей одеждой и сумкой. Я на один короткий миг прижалась к нему, не обращая внимания на людей, снующих мимо нас, и поцеловала его горько и немного растеряно.
Калеб вопросительно, и все же радостно, смотрел на меня.
- Спасибо тебе за браслет.
- Не говори никому от кого он, если не хочешь открывать наш маленький секрет.
- Ничего, со временем я смогу похвастаться девочкам, что встречаюсь с тобой, - рассеяно отозвалась я, и протянула назад руки, чтобы он помог мне одеться.
К машине мы шли немного на отдалении, и я была рада возможности помолчать. Неожиданно накатившее плохое настроение, сулило ссору, которая оставит не лучшее впечатление от поездки и для него и для меня.
- Мне нужно будет уехать после твоего дня рождения на недельку, - огорошил меня новостью Калеб, как только мы устроились на своих сидениях.
Я не знала, что сказать и потому тупо смотрела на него. Смысл слов вроде бы и дошел до меня, и все же я никак не могла понять, что именно он сказал.
- Куда? Зачем? - наконец выдавила я. Неужели он решил меня оставить как раз тогда, когда будет подходить время рожать? Я была теперь на восьмом месяце, и в конце декабря, где-то между Рождеством и Новым годом, нас ждало освобождение от моей ноши.
- Я же говорил, у меня выставка в Париже, и запланирована она была еще до встречи с тобой. Я не могу подвести людей, с которыми работаю годами. И вернусь я до Рождества, тебе не стоит переживать, что ты останешься без моей поддержки.
Калеб сжал мою ладонь, сейчас такую холодную и безжизненную, мне было нечего сказать ему, но я слабо улыбнулась и немного рассеяла тревогу Калеба.
Пока мы ехали домой, Калеб все время держал меня за руку, время от времени поднося ее к губам, и от этого мне становилось легче на душе. Я для него не молода, я для него не молода, я для него не молода, - повторяла я про себя, и почти уже поверила, когда мы подъехали к моему дому.
Весь двор уже прилично замело снегом. Около дома образовались мелкие сугробы, и фонарики, поставленные вокруг участка и вдоль дорожки, под слоем снега светили так нежно и приглушено, что казались маленькими светлячками.
- Что случилось с тобой в кафетерии?
Только мы вышли из машины, Калеб сразу же привлек меня к себе, и, уткнувшись ему в ворот, я было испугалась, что сейчас расплачусь. Но слез не было. Значит, он все-таки заметил, а я подумала, что хорошо смогла скрыть, как расстроена. Калеб уже хорошо знал меня и чутко реагировал на изменения моего настроения.
Он дотронулся промерзлой рукой к открытому участку кожи на моем запястье и несколько минут простоял молча, словно к чему-то прислушивался, но я знала, он смотрит мое прошлое, и я не возражала, там не было того, почему я стала вялой и апатичной. Я сначала вздрогнула от его привычного, холодного прикосновения, но спустя время, перестала замечать - рука, словно оцепенела, как и сам Калеб.
- Почему ты расстроилась?
- Трудно объяснить, - я не хотела говорить здесь, на улице.
Дома собрались все. Терцо вернулся из Лондона, и они с Гремом обсуждали поездку отца. Самюель с кем-то говорила по телефону, но увидев меня, почти сразу же положила трубку. Вид у всех был каким-то заговорщицким, так как они отложили все, как только я появилась в гостиной. Мне было не до их дел, и я промолчала.
- Ну как съездили?
- Плодотворно, - отозвалась я, и пошла наверх, оставляя Калеба объясняться.
Знакомое чувство депрессии охватило мое тело, и чтобы подавить накатывающую волну паники, я легла на пол, так и не раздевшись. Я так же не стала оборачиваться на скрип двери. Не раздалось никаких шагов, но за секунду под кем-то прогнулась кровать, и снова замерла.
Я повернула голову к кровати и увидела Калеба. Уже без пальто, развалившегося на моей кровати, словно она столетиями принадлежала ему. Как он красив, невольно подумала я, и сердце болезненно сжалось. Красивее любого, кого я когда-либо встречала. Без привычных джинсов и футболки, он выглядел старше, и это только усугубляло тревожное сердцебиение.
- Скажи честно, ты считаешь меня ребенком?
Я так и не шелохнулась, продолжая лежать на полу, только теперь смотрела в потолок.
- Нет. И никогда не считал. Иногда мне кажется, что ты старше меня. Все то, что ты пережила, отразилось на твоем внутреннем мире, хотя внешне при этом ничуть не изменило тебя. Возможно, выглядишь ты на шестнадцать лет, но только выглядишь, а вот на самом деле, как я подозреваю, тебе уже лет сто. И твои родители впарили мне старушенцию, замаскировав ее под подростка.
Я рассмеялась, в один миг расслабившись. Какой нужно быть дурой, чтобы так себя накручивать?! Перебравшись к Калебу на кровать, я позволила ему снять с себя куртку, шапку и ботинки. Уютно устроившись в кольце его рук, я о многом думала. Калеб мне не мешал.
- Разве мог бы я так целовать ребенка? - спустя минут пятнадцать спросил Калеб. Следом за вопросом он наклонился надо мной и, играя, прикоснулся к уху, затем спустился вниз по шее.
Его рука принялась расстегивать замок на свитере, а следом за рукой, губы Калеба проложили легкую дорожку вдоль выреза футболки. Он, как никогда раньше, провел рукой вдоль моей спины и, замерев ниже копчика, прошелся вдоль ноги. От сладкой истомы, накатившей на мое тело, я не могла пошевелиться, и просто ожидала, что он сделает в следующий миг. Его рука, как и с утра, накрыла мою грудь, и нежно сжала. Тихо застонав, я грубо притянула его голову, цепляясь за волосы, ероша их. Поцелуй вышел таким страстным, что когда Калеб резко отстранился от меня, мы все еще глубоко дышали.
- Так как? Ты думаешь, я считаю тебя ребенком? Разве ты не видишь, как я желаю обладать тобой? - прошелестел его голос возле моего уха, и дрожь в моих руках стало трудно скрывать.
- Вижу, и хочу того же не меньше тебя.
Мне было трудно управлять своим голосом, который неожиданно сел.
Мы пролежали так еще долго. Никто из родителей не стал тревожить нас, Самюель могла решить, что мы поссорились. И как я была рада возможности побыть с Калебом настолько близко. Тяжелый серебряный браслет скатывался по моей руке взад и вперед, когда я нежно проводила по Калебовому плечу, руке, шее, и так мне казалось, что мы еще теснее связаны.
До моего дня рождения оставалась неделя. Завтра день рождения Бет, а спустя пять дней - мой, и после него Калеб едет во Францию. Я решила, что мы должны максимально использовать это время, проводя его как можно больше вдвоем.
- Так что там придумала Оливье на вечеринку? - спросил меня Калеб поздно вечером, уже собираясь уезжать домой, чтобы я могла, наконец, выспаться за эти несколько дней.
- Собираемся завтра в шесть в баре.
Бар был без названия, а может и с названием, но я его не знала, так как подобное заведение в городке было одно, и называли его все просто - бар.
- Боюсь, зная Оливье, нас ждут клоуны, тот заезжий певец, о котором она говорила и много фейерверков. Каждый год она для кого-нибудь одного устраивает подобное мероприятие.
- Не знаю только, будет ли сама Оливье, - вскользь заметила я.
Присев возле меня на кровати, Калеб ласково пощекотал мою щеку прядкой волос.
- Почему.
Я виновато потупилась. Так и не рассказав ему о Дрю, я чувствовала себя неуютно. Калеб со мной постоянно всем делился. И все же что-то не дало мне поведать Калебу о моем участии в исчезновении Дрю и Оливье. Возможно, тогда бы пришлось рассказать о поведении Дрю, и боюсь, Калеб точно разозлится.
- Ты знал, что у Дрю шизофрения?
Калеб несколько секунд молчал, прежде чем ответить. Взгляд его не стал тяжелым, как предполагала я, но на скулах медленно разлился румянец.