- Думаешь, они не знают, что все это сделал ты.
Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на Дрю. С моих израненных губ слетел сначала один смешок, потом второй, и тут я неудержимо залилась смехом.
- Ты всю жизнь будешь гнить в психбольнице с такими же уродами, как и ты.
Чем больше я смеялась, тем сильнее нарастала злость и гнев Дрю. Даже когда на меня начали падать комья земли, я не переставала смеяться и говорить с ним.
- К тебе перестанут приходить родители, ты же убил их любимую, хорошую девочку, и им не захочется даже вспоминать, что у них есть такой сын.
На миг полет земли на меня прекратился. Я почувствовала слабину, и безвольно, словно пьяная, немного приподнялась и увидела застывшее лицо Дрю.
- Даже не могу представить, что с тобой случится, если до тебя раньше других доберется Калеб. Ты будешь умирать медленно и мучительно, намного хуже, чем я. Маленький... тупой... уродливый... псих...
Я снова начала смеяться, и этот смех и слова отобрали у меня последние силы. Я сползла по холодной стенке, но самого холода не чувствовала. Земля полетела активнее, чем раньше, но мне до нее не было дела. Смех постепенно переходил в рыдание от безысходности.
Мир потемнел, передо мной встал зримый образ Калеба. Я видела только эти глаза, пока Калеб нагибался ко мне, постепенно склоняя голову. Я ощутила, как глаза мои закрываются, тупая боль отступает, и я перестала слышать звуки вокруг.
Всего лишь на миг, вынырнув из своей пустоты, дающей мне успокоение, я снова увидела призрачный образ Калеба. Какой-то слишком реальный, но я и этому была рада, и так благодарна своему сознанию. Горячие слезы выступили на глазах.
- Пей, Рейн, прошу тебя, - приказывал и одновременно просил он, - пей!
И я подчинялась. Я покорно открывала рот, когда он сильнее прижимал к моим губам бутылку с чем-то очень холодным. В то же время губы мои расползались в глупой улыбке. Если смерть такова, что ангел будет являться за мной в виде Калеба, я была согласна умереть. Лишь еще чуть-чуть побыть с ним, а потом, даже темнота меня не пугала.
- Пей, - настаивал он, и я чувствовала, как его рука наклоняет мою голову, поддерживает, и пить становилось легче. Но это не спасало от темноты, наползающей на мое сознание вновь. Странно только, что у ангела почему-то были такие же прохладные руки и сладкий, родной запах, как и у Калеба.
Глава 24. Сны из прошлой жизни
Жажда прикосновения,
Капля чего-то
На кончике пальцев,
Чуть-чуть к чему-то.
И руки стремятся
К живому, к теплому...
Ах, странная жажда
Забытого чувства!
Забытого снега.
Забытого ветра.
И кожи рисунок
Набух в ожидании
Чего-то такого.
Чего-то родного.
Он знает и помнит.
Что он для чего-то...
Ах, странная мука!
Стремиться к чему-то...
Обвить, прикоснуться...
Забытое чувство...
Dr. Alexx.
Я открыла глаза. В ушах звенело. Дурное предчувствие, что что-то не так, давило на мои мысли. Я резко села на кровати.
Стянув с себя мокрую от пота простыню, откинула ее прочь. Кажется, я бредила?
Очертания незнакомой комнаты с белыми стенами и свежими цветами не нагоняли страха, в отличие от сознания того, что я ничего не помнила. Последнее, что мне удавалось с трудом уловить в своих разбегающихся мыслях, как Калеб улетал в Париж.
Калеб!
Где он? И где я?
Встав с кровати, словно пролежала в ней уже неделю, я с трудом добралась до окна. Раскрыв шторы, сразу же увернулась от хлынувшего яркого света, совершенно не свойственного Англии. Покачавшись на месте от слабости, я прижалась к огромному окну, от потолка до пола, и выглянула, с удивлением всматриваясь в прибрежную полоску песка и море, накатывающее на него с шумом и ревом. Несмотря на солнце, море было неспокойным, штормовые волны так и клубились по дороге к берегу, разбивая о песок зеленовато-серые тонны воды и пены. Когда вода отступала, у самой кромки оставались темные полоски водорослей.
Стоя так, мне потребовалось несколько минут, чтобы понять, что же все-таки не так. Я была по-прежнему я, но какое-то странное облегчение было в моем теле. Отсутствие живота не сразу бросилось мне в глаза. Я больше не бремена? Где тогда дети?
Проведя по животу, я задрала белую майку над такими же простыми белыми трусиками и увидела лиловый шрам от кесарева сечения, на животе присутствовали так же другие шрамы, но более мелкие, и так же хорошо затянувшиеся. В глухом отчаянии я подсчитывала, сколько нужно времени, чтобы такое произошло. По меньшей мере, месяц, поняла я.
Вернувшись назад к кровати, я упала на нее, и так пролежала час, если не больше. Мысли кружились в голове, как назойливые мухи, не давая опомниться. Один вопрос волновал меня больше всего. Где же я?
Если я так долго ничего не помню, Калеб должен был уже вернуться из Франции, тогда почему его здесь нет?
Ответ пришел сам собой. Я точно находилась где-то в теплых краях, наполненных солнцем. Ему здесь не место. Так же, как и моим родителям. Слишком много солнца.
Вновь поднявшись на ноги, я принялась обследовать комнату. Букеты цветов заставили неприязненно поморщиться, так же, как и запах лекарств, отчетливо висевший в воздухе. Я была в больнице, без сомнений. В дорогой, и даже очень. Но моя кровать не была похожа на больничную койку, а в самой комнате не было лекарств.
Теряясь в догадках, я просто шагнул прочь из комнаты на балкон, оказавшийся за еще одним огромнейшим окном.
Сухой, теплый ветер ударил в лицо и спутал мои, отросшие за долгое время беспамятства, волосы. Несмотря на очевидную амнезию, тревоги я не испытывала. А ужасающее облегчение, что, наконец, свободна от тяжелого бремени спереди. Незнакомая боль кольнула сердце, когда я вспомнила о детях. Почему они не со мной? Ужасно захотелось их увидеть. Соня и Рики, я надеялась, что родители назвали их именно так. А может, они еще не крестили их, раз я была не здорова?
Несмотря на незнакомую тоску по детям, оставалась и другая тоска - из-за Калеба. Чем больше я приходила в себя, тем больше мне его не хватало. Почти патологически.
С террасы не был видно вокруг никаких людей, выглядело так, будто бы я в этом здании одна. Немного оглядевшись, я поняла, что это маленький коттедж, и вдоль берега, один за другим, стоят еще с десяток таких же, совершенно белых, с плоской крышей. Такие я видела в Испании. Значит, я где-то в Испании или около нее. Догадка пришла сама собой, к тому же климат подходил.
В комнату кто-то зашел, причем бесцеремонно, и, метнувшись туда же, я увидела застывшую с подносом девушку, с явной неаполитанской внешностью.
- Вы уже встали, какая радость!
Девушка, вся в белом, похожая на медсестру, говорила на хорошем английском, с сильным испанским акцентом. Смуглая и миловидная, настолько пышущая здоровьем, что я даже почувствовала себя неуютно.
- Где я?
Ее ресницы затрепетали, и она попыталась принять отрешенное выражение лица, но удалось ей это с трудом.
- Вы на острове, принадлежащем одному доктору. Это что-то на подобии лечебного курорта. Но вам не о чем беспокоиться, вы уже почти здоровы.
Мне стало неловко стоять перед незнакомым человеком в одном белье, потому я быстро юркнула в постель. На колени тут же опустился поднос с едой. С какой же радостью я поняла, что меня больше не мутит от жареного, и что мне снова можно пить кофе. Я тут же схватила ароматный напиток.