Выбрать главу

   А мне еще казалось, что хуже уже не может случиться, но теперь они пялились на меня больше прежнего. Я потопталась на одном месте, пока до меня не дошло, что стоит поздороваться. Я смущенно кинула тихое "здравствуйте" и это, кажется, немного вернуло всех в чувство. Ученики сразу же потупились и занялись книгами, тетрадями и ручками, кто-то полез в портфель, другие отвернулись к окну.

   - Гхм...- прокашлялась учительница, краснея не меньше моего от сложившейся ситуации, - если вам будет удобно, повесьте свою верхнюю одежду на вешалку, а потом можете сесть на любое свободное место, кто-нибудь принесет вам учебник.

   Не знаю, что заставило меня покраснеть еще сильнее: отсутствие свободного места около девушек или три парня, что неуклюже бросились принести мне книгу. Я смущенно поблагодарила, видимо, самого ловкого и быстрого, и благодарно улыбнулась двум другим, совершенно не запомнив их лиц. Все в классе для меня теперь сливались в одно пятно - непроизвольно на глазах выступили слезы стыда. Оказывается, быть в центре внимания - это так странно и одновременно страшно. Раньше у меня с этим проблем не возникало.

   Я села за предпоследнюю парту около окна, рядом сидел смешной ушастый парень, и очень понадеялась, что сквозь его очки мой живот будет плохо виден. Он внимательно следил за моими скованными движениями, и от этого мне стало еще тяжелее найти в портфеле ручку - она каждый раз выскальзывала, как только я уже, казалось, схватила ее крепко. Приведя все свои вещи на столе в порядок, я наконец-то смогла найти в себе силы, чтобы посмотреть на него.

   - Здороф! - улыбнулся парень мне во весь рот, когда мисс Крат, а так звали учительницу, начала урок, - ты новенькая, а я Дрю.

   Мне было не трудно понять его, так как мама учила меня дома не только французскому, но и правильному английскому выговору, считая американский вариант не таким красивым. Но Дрю выражался довольно странно.

   - Э, хорошо, - неуверенно ответила я. Он говорил обо мне, будто "новенькая" - диагноз, а может, думал, что я не знаю, что являюсь новенькой. Дрю казался милым, но мне почему-то захотелось сказать ему какую-нибудь гадость, хотя в последнее время со мной часто случалось и такое. Неожиданная доброта со стороны незнакомых людей вызывала недоверие. Только за последние полгода я поняла, что по-настоящему нельзя никому доверять. Дома меня всегда ждали мои верные и надежные родители, но вот друзьям, как оказалось, доверять нельзя. Особенно новым и тем, кто активно набивается в друзья. Я не могла просто поверить, что сразу же понравилась ему, и вот он теперь такой добренький. Или я просто становлюсь параноиком?

   Я еще раз улыбнулась парню, чувствуя вину, что думаю плохо о совершенно незнакомом человеке. Что он может знать обо мне, чтобы набиваться в друзья? Сдается, у меня начала развиваться завышенная самооценка.

   - Кстати, я Рейн, - наконец догадалась представиться я, поняв, что он этого дожидается.

   - Да все уже знают, отец одной из школьниц - тот риелтор, что продал вам дом, она уже многое о вас рассказала, - заявил Дрю так счастливо, будто сообщал мне, что я выиграла миллион. Его непосредственность уже не просто пугала меня, а вызывала мысль, что у него не все в порядке с головой. Ну кому еще придет в голову, сообщать человеку, да притом с такой радостью, что о нем уже разносят сплетни?

   Я внимательней посмотрела на Дрю, гадая, не играет ли он этакого дурачка, чтобы вытянуть из меня какие-либо подробности о моей семье, а потом мусолить их со своими друзьями. Но его взгляд оставался такой же искренний и улыбчивый. Я почувствовала себя законченной параноидальной психопаткой.

   Наконец-то разобравшись в себе и мотивах Дрю, я смогла послушать мисс Крат и немного оглядеться. Литературу я любила, и хоть уже много раз читала Джейн Эйр, с глубоким удовольствием послушала мисс Крат. Она была очень красноречива в изложении материала, ни в какое сравнение не шла с моим старым учителем в Чикаго, который часто забывал, на чем остановился, так как любил ввернуть какую-нибудь историю о себе и своих студенческих годах. Мисс Крат явно была одарена в литературной критике. Я вслушивалась, открыв рот, и слушая некоторые отрывки, понимала, что пропустила такие интересные моменты, которые раньше мне казались незначительными. И не могла понять, я ли это так тупа, или она настолько гениальна.

   С Дрю мы уже не переговаривались, но я замечала, что он все время пялится на меня, и только потом вспомнила, что виной всему, наверное, мой новый синий цвет волос. Других, видимо, он тоже смущал, но я и сама уже пожалела, что так радикально перекрасилось, просто иногда на меня находило, и мне необходимо было что-то изменить в себе. Вспоминая тихий ужас родителей, и замечая насмешливые взгляды других учеников, я была готова прямо сейчас бежать в магазин за краской более или менее подходящей к моему прежнему цвету. Неизвестно как со временем прореагирует администрация школы, но в Чикагской школе меня бы уже заставили перекраситься, чтобы я не портила имидж учебного заведения. Ну, если они так уж будут настаивать, я перекрашу волосы в зеленый цвет - в поддержку пиджаков школы.

   Я отвернулась от Дрю, не желая видеть его непонятный интерес. Я старалась смотреть вперед, и на миг передо мной мелькнули карие девичьи глаза и снова исчезли. Они излучали изумление и интерес, да и только. Но меня это уже не удивило, я начинала привыкать к такой бурной реакции по поводу моей персоны. Чего доброго еще изберут королевой бала, если таковые у них здесь вообще проводят. Я мало что знала о традициях английских школ. Но пока что эта школа почти ничем не отличалась от моей предыдущей, только там все были, понятное дело, побогаче и понадменнее. Девочки ходили в одежде от ведущих дизайнеров, а парни сверкали вставными белыми зубами. Я даже подумала о том, стоит ли носить здесь мою одежду, столь явно отличающуюся от их. А в то же время, да какая кому разница, в чем я одета? Мой живот даже в мешке не спрячешь. Быть заносчивой городской девчонкой, лучше, чем быть беременной городской девочкой.

   Когда закончился урок, я, не спеша начала собирать сумку, игнорируя замявшегося Дрю, видимо, желающего провести меня на следующий урок. Он потоптался на месте, и, тихо что-то буркнув, ушел. Я, конечно же, удивилась такой фамильярности с его стороны, ведь мы не были друзьями, и я ничего ему не обещала, но постаралась выбросить эту ситуацию из головы - впереди еще много вот таких уроков, а может и таких Дрю.

   И если я смогла не обращать внимания на Дрю, то проигнорировать черные туфельки, что появились в моем поле зрения - нет. Я медленно подняла глаза вверх и, оценив вкус хозяйки туфель, с сожалением отметила, что она как раз из таких, кому идет темно-зеленый пиджак, да и вообще подходит любая одежда. И тогда же поняла, кому принадлежали смешливые карие глаза впереди меня.

   - Привет, я Бет, сижу прямо перед тобой. Хочу познакомиться и также не буду против, если ты прокатишь меня на своей отпадной машине. О ней уже весь город жужжит!

   Обладательница глаз, туфель и веселого нрава, вмещала в себя еще оливковый цвет лица и черные шелковистые кудри. Я была готова поклясться, что она непременно станет актрисой - с такой внешностью грех сидеть в этой глуши. Она совсем надо мной не возвышалась, мы были одинакового роста, но по сравнению с этим воплощением цветущей красоты, я остро почувствовала себя маленьким, круглым гоблином. Как бы я хотела сейчас назад свое нормальное, не раздутое тело, но и тогда, чего скрывать, мне бы все равно не удалось сравниться с ней. А все этот монстр во мне,... то есть ребенок, поправила я себя, вспоминая, как маму мучает, когда я так говорю о нем. Но по-моему, все по честному - он мучает меня, я их за то, что не разрешили сделать аборт. На миг я сама ужаснулась, что думаю о такой отвратительной вещи, и ребенок, будто порицая, задвигался внутри меня.

   - Искренне говорю, мне очень приятно. Если хочешь, можешь сейчас спрашивать о ребенке, пока я не голодна, иначе потом стану неуправляемой и злой, - весело, почти легкомысленно ответила я, стараясь скрыть неуверенность, что пыталась вырваться наружу. В голове мелькали десятки глупых и наивных слов, да еще непреодолимое чувство зависти, растущее во мне каждый раз, когда я чувствую движение ребенка в себе. Она не только красива, но еще и не носит на себе такое бремя, как я.