Я с удивлением поняла, что сочувствую ей. Она, вроде бы, начинала влюбляться, а он проявлял полное равнодушие. Хотя, зная, с какой легкостью, она начинает кого-то любить, мне не стоило переживать за ее чувства.
- Мы были над водопадом, но не очень долго, он при первой же возможности сбежал рисовать, - я скривилась, показывая насколько мне безразлично, что Калеб оставил меня одну.
- Узнаю Калеба, - наморщила нос Оливье и картинно тряхнула белесой шевелюрой. - Всегда такой таинственный. Мне кажется, он делает так специально, чтобы девушки ломали себе голову из-за его поведения.
Оливье оседлала свой любимый конек - обсуждение поведения Калеба, и я не могла больше это слушать.
На улице было уже темно, а я ночью плохо спала. Мне с трудом приходилось открывать отяжелевшие веки. Холод на улице и вялая беседа, только подгоняли меня в палатку.
- Простите. Но на сегодня я уже свое отгуляла, - я решительно встала с лавочки, и знала, что никто не посмеет меня останавливать. Никто из них не знал, что такое беременность, поэтому они с уважением, хотя каждый по своему, относились к таким вот моим высказыванием. Словно я была Большим Белым человеком, а они аборигены. Если Белый человек так говорит - значит, это правильно.
Попрощавшись, я поспешила в свою палатку, но ненадолго. А чтобы взять туалетные принадлежности. Умывшись и почистив зубы, я вдруг почувствовала, что меня тошнит. Ужин, как говорится, ушел впустую, и мне вновь пришлось чистить зубы и умываться.
Чувствовала я себя теперь еще более отвратительно. Но, когда устроилась в своем спальнике, разувшись и сняв куртку, и наконец-то согрелась, сон почему-то не шел. Теперь мне хотелось лишь одного - лежать с открытыми глазами так долго, пока все не заснут.
Я даже и помыслить не могла, что смогу как-то избавиться от навязанного мне общества Калеба, до того, как он вернется. Но даже когда улеглись все мои друзья, шум разговоров и смех стих, и только в одной из палаток звучало бренчание гитары, а Калеб все еще не возвращался, меня начала мучить тревога. Я понимала, что с ним ничего не может случиться, но могло что-то случиться с другими во время его охоты.
Ворочаясь в спальнике, и совершенно не ощущая холода, который мне напророчил Бред, я думала лишь о Калебе и том непонятном жесте, перед тем, как он убежал охотиться. Неужели он хотел поцелуя не меньше, чем я? Может, я ошиблась, и он мог чувствовать что-нибудь подобное тому, что чувствую я? Или все намного труднее? Но нравлюсь ли я ему вообще? Если так, я могла надеяться, хотя бы на один поцелуй, или, в худшем случае, три недели, а, может, и меньше. Не так уж много, но еще до сегодняшнего дня, я не могла и подумать о большем. Как же понять, что он думает?
Снаружи не раздалось ни одного звука, но полог вдруг распахнулся, принося с собой холод и туман. Вдыхая сырой, тяжелый воздух, я с оглушающе стучащим сердцем, следила за тем, как нарочито медленно в палатке появляется Калеб. Он, по-видимому, старался вести себя как можно более натурально, не забывая о человеческой скорости. Значит, на улице еще кто-то сидел, подумала я, и как в подтверждение моих слов, сквозь стенки палатки я увидела, как ярче вспыхнул костер, словно в него подбросили дров.
Мы смотрели друг другу в глаза. И Калеб вдруг что-то произнес.
Он, видимо, спросил меня о чем-то, но я ничего не слышала, не отрываясь, глядя на него. Калеб повторил вопрос, и когда я вновь не ответила, его усмешка превратилась в ироничную улыбку.
- Ты или спишь с открытыми глазами, или просто игнорируешь меня? - насмешливо сказал он.
Я похлопала ресницами, стараясь вникнуть в его слова, и когда их смысл до меня дошел, то вспыхнула от смущения. В палатке было темно, но он, все равно заметил мою неловкость, и его улыбка стала еще более снисходительной, словно он говорил с маленькой девочкой.
- Прости, я думала о своем, - прошептала я, не желая, чтобы кто-нибудь в других палатках услышал. Калеб нахмурился, видимо ему такое в голову не приходило.
Он несколько секунд в задумчивости замер, присев на пятки.
Калеб не казался мне странным или взвинченным, но теперь, в полной тишине, я заметила, как тяжело он дышит, и как его руки неестественно вытянулись вдоль тела, словно он не мог ими управлять.
- Добрый ночи, Рейн, - неожиданно невозмутимо выдал он, и о его волнениях говорил лишь легкий хрип в голосе. Может, я взволновала его своей близостью? Я должна была учитывать свою притягательность, как пища для него.
- Доброй ночи, - сказала я, не совсем осознавая, что он говорит, а скорее подтверждая его слова. Его поведение ставило меня в тупик.
Что он видит, когда переводит эти серебристые глаза на меня? - спросила себя я. Это так интриговало меня. И задевало. Неуверенность снова наполняла меня, когда теперь не было рядом Бреда и его навязчивого поведения. Мои мысли путались, и не было возможности подумать обо всем, что волновало меня, так как тело растянувшегося рядом Калеба, заставляло думать только о нем.
Глава 12. Ревность
У меня кое-что выкрали из потаённых глубин души -
Секрет, который я пытался ото всех скрыть, -
Настолько глубокие раны, что сразу их и не заметить.
Приносящие боль воспоминания никогда не покидают меня,
Как ожившие сцены кинофильма,
Они без конца крутятся у меня в голове.
(Easier to Run - Linkin Park)
Заснула я быстро, но сон мой не был спокойным. Меня терзали тяжелые сны, наполненные мрачными картинками, которые я так и не смогла вспомнить с утра. Когда, повернув голову в сторону Калеба, я никого не увидела, то даже не знала, радоваться мне или огорчаться.
Выскользнув из палатки, ни кем незамеченная, я поспешила туда, где вечером умывалась. Мне снова стало плохо, чего уже давно не случалось по утрам. Не удивительно, ведь мой организм входил в последний триместр беременности. Я постояла несколько минут, ожидая, когда головокружение и судороги в желудке пройдут. Свежий холодный воздух бодрил меня намного больше, чем можно было ожидать. Почувствовав, что снова могу двигаться, при этом не вызывая тошноты, я умылась и усердно почистила зубы, чтобы стереть даже намек на то, что меня стошнило. Но металлический привкус во рту так и не исчез. Когда я вышла из лесу, меня встретил сырой, холодный ветер, и сознание стало проясняться
Вернувшись назад в палатку, я так и не застала там Калеба. Переодевшись в мятую, но более теплую одежду, я наконец-то почувствовала себя хорошо. От тепла дрожь начала проходить, руки и ноги расслабились, и я была готова выходить к друзьям.
Все поднялись довольно давно, по сравнению со мной. На поляне кипела жизнь. Почти та же самая картинка, что и вчера: Лин и Бет готовят, мальчики что-то поправляют у палаток, Калеб колет дрова. Сегодня он был одет, и я несказанно обрадовалась, ибо моя психика сейчас была не готова к тому, чтобы увидеть его полуодетым. После тошноты мне хотелось, чтобы меня пожалели, а вовсе не раздражали. Вокруг костра сидели все остальные. Бред, сидящий возле Сеттервин, увидев меня, принялся активно звать меня к ним. Увидев недовольную мину Сетти, я мгновение колебалась, но, решив, что не стоит с ней ссориться, села возле Евы и Лари.
- Ну, ты и соня, мы уже все поели, вот оставили немного тебе, - Теренс протянул мне пластиковую тарелку, Ева кружку с кофе. Я с наслаждением приняла второе, так как дома кофе меня не очень-то баловали. Тарелка на некоторое время отошла на второй план. Вид зажаренной сосиски и бутербродов снова подняли во мне волну тошноты.
- Можно подумать, это ты решил оставить ей еду, - фыркнула Бет, приближаясь к нам. Волосы, собранные на макушке, трепал ветерок, но, в общем, она выглядела так, словно уже с утра побывала в салоне красоты. Когда это прекратится, что, вставая с утра, я буду смотреть на одни лишь идеальные лица?!!! - Нам с Евой пришлось отбиваться от его посягательств на твой завтрак.
Теренс обижено поджал губы, и его зеленые глаза на темнокожем лице сверкнули, как у маленького ребенка, влагой.