— Ненавижу. Если бы ты только знала, Лерка, как я ненавижу зиму! Три месяца не жизни, а ожидания жизни. Как медведь в берлоге — притаишься и ждешь, когда солнце снова станет ярким. Это же несправедливо — целых три месяца в году человек вынужден просто вычеркнуть из своей жизни! — Вика обиженным голосом делилась с Лерой своими мыслями.
— Возможно, ты права, — соглашалась Лера, — но у зимы все-таки есть одно преимущество.
— Можно лепить снежную бабу? — с сомнением в голосе предположила Вика, вспомнив, с каким радостным нетерпением в детстве она всегда ждала появления снега.
— Я не об этом, — улыбнулась Лера, — просто после зимы, когда наступает весна, ты испытываешь такие чувства, которые не смог бы испытать, если бы не было зимы, если бы не было этого самого ожидания… Я, наверное, не совсем понятно объяснила.
— Нет, все понятно. В общем-то ты права. Не зря, наверное, весной все люди сходят с ума.
Вика и Лера сидели возле окна за столом на кухне и поглощали обед, который Вика приготовила на скорую руку. Некоторое время обе молчали, вглядываясь в хаотичное движение снежных хлопьев за окном.
— Черт, — Лера внезапно выругалась и досадливо отшвырнула надкусанную котлету, — я больше не могу! Почему все пахнет рыбой? Меня тошнит от этого запаха!
Она подняла глаза, столкнулась с Викиным взглядом.
— Рыбой? Я не чувствую…
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пораженные одной и той же мыслью, и наконец Вика, едва шевеля губами, задала Лере традиционный вопрос, который обычно задают всем женщинам врачи-гинекологи:
— Когда у тебя были последние месячные?
Как оказалось, это бедствие случилось с Лерой почти два месяца назад.
— И ты не задумывалась?
Лера ее не слушала — она сидела и смотрела в одну точку, полностью поглощенная только своими мыслями. Вика следила за выражением ее лица и видела, как недоумение сменяется настоящим страхом, потом лицо озаряется надеждой и снова застывает неподвижной, ничего не выражающей гипсовой маской.
— А если он не захочет… — Она подняла глаза, и Вика увидела в них такое отчаяние, что ей стало страшно. Она вскочила с табуретки и прижала Леру к себе.
— Да что с тобой, малыш?! Успокойся! Ты ведь еще сама не знаешь, может, и нет ничего…
— Есть, — Лера отстранилась и посмотрела в сторону, — я чувствую, что есть. Я знаю… Мне кажется, я уже давно об этом знала, просто боялась думать, боялась себе в этом признаться.
— Ну а Кирилл? Послушай, — Вика так растерялась, что не могла найти нужных слов, — тебе нужно ему обо всем рассказать… Может быть…
— Что — может быть? Ты думаешь, он захочет?
Вика опустила глаза.
— А ты, Лера? Ты — хочешь?
Ей было немного страшно произносить эти слова. Страшно, потому что теперь, когда они так внезапно обнаружили появление нового существа, жившего внутри Леры, Вика внезапно ощутила какую-то странную отстраненность. Лера была здесь, она была прежней — и в то же время Лера изменилась, стала другой. Несколько минут назад Вика могла бы говорить с Лерой обо всем на свете — совершенно спокойно и естественно, даже о той же беременности, если бы Лера сама… Если бы сама Лера, вот эта Лера, сидящая здесь, перед ней, не была беременной. Все перевернулось в один момент. Внутри ее был маленький живой человек — и Вика испугалась обидеть ее одной мыслью о том, что эту жизнь можно погубить.
Лера молчала.
— Лерка, — грустно позвала Вика и заботливо откинула прядь с ее лица, — ну что с тобой?
— Ты же знаешь, как сильно я его люблю. Правда ведь знаешь?
— Знаю. — Вика пододвинула табуретку, уселась рядом, прижала к себе Лерину голову и принялась нежно перебирать ее волосы.
— Я люблю его больше… больше всего на свете. Больше жизни! — Лера всхлипнула.
— Ну, успокойся. Не надо так. Ты хочешь родить этого ребенка, да?
— Иногда мне кажется, — Лера, полностью поглощенная своими мыслями, даже не услышала, о чем ее спросила Вика, — иногда мне кажется, что я люблю его настолько сильно, что готова умереть, просто умереть. И еще… Помнишь, я тебе об этом уже говорила. Помнишь? — Лера подняла заплаканные глаза.