— Кирилл, прошу тебя, не надо. Лера моя подруга. Она мне больше чем подруга… Я не могу и…
Вика собиралась добавить «не хочу», но он не дал ей этого сделать, поймав за подбородок, закрыл ее губы своими губами, властно раздвинув их… Кометой промелькнула уже знакомая запретная сладость его губ, и через секунду она, упершись руками в его грудь, с силой отстранилась.
— Пусти меня!
Он продолжал сжимать ее подбородок.
— Пусти, мне больно! Пожалуйста…
Он разжал пальцы и снова навис над ней. Она стояла без движения, словно парализованная, прислушиваясь к громким ударам сердца.
— Она ведь тебе больше чем подруга. Она, — он усмехнулся как-то странно, — неужели ты не понимаешь, Вика? Ведь все вокруг это заметили, и я, и даже Леркины родители, и, главное, сама она все это прекрасно знает!
— Что, — глухо спросила Вика, — что она знает?
— Ты — не подруга, — медленно произнес он, — ты просто… тень. Тебя нет, ты полностью в ней растворилась. Неужели ты этого не понимаешь?
Она только покачала головой из стороны в сторону, еще сильнее сжавшись — каждое его слово было как удар. Ей снова захотелось зажать уши и закричать — громко, так, чтобы заглушить его слова, каждое из которых причиняло ей невыносимую боль.
— Ты у нее на поводке. Ты всегда безотказная, ты все стерпишь, тобой можно помыкать, тебя можно будить посреди ночи, ты…
— Она любит меня! — прокричала Вика. — Ты не понимаешь, она тоже меня любит!
— Любит, — спокойно произнес Кирилл, — конечно, любит. А как можно не любить такую преданную собаку?
Размахнувшись, она ударила его по щеке. Расширенными от ужаса глазами она смотрела, как он медленно поднес ладонь к лицу, провел там, где только что, обдав кипятком, прошлась Викина рука. Пунцовое пятно медленно разливалось, бледнея.
— Вот это уже поступок, — тихо сказал он, — еще немного, и ты станешь человеком… Тебе только один раз… хотя бы один раз в жизни, хоть на минуту нужно просто забыть о ней. Забыть, что ты рабыня, и подумать о себе. Просто представь, что ее нет. Ну, попробуй…
Он снова приблизился. Его губы были близко, но на этот раз он не собирался действовать силой. Вика смотрела, опустив глаза, как пульсирует у него на шее голубая жилка, вдыхала его запах и изо всех сил пыталась не слышать его слова.
— Я ведь помню, какими глазами ты провожала нас в тот день в спальню. На даче, помнишь, ты сидела на полу и смотрела снизу вверх… Я даже догадываюсь, почему тебе пришло в голову сесть за руль и умчаться подальше… Разве не так, Вика?
Он выждал некоторое время, но не получил ответа. Вика, зажмурив глаза, вспоминала тот день, дорогу, бегущую навстречу, а потом подняла глаза и снова увидела все ту же голубую жилку, в которой ритмичными толчками пульсировала кровь.
— Так, — тихо, одними губами, прошептала она.
— Тогда попробуй… Попробуй забыть о ней и сделай то, что ты хочешь… — его шепот вился вокруг мочки уха, с каждым прикосновением губ даря вспышки неизведанных ощущений, — сделай то, что ты хочешь.
Несколько секунд они стояли не дыша, а потом Вика, вздрогнув, резко обвила руками его шею и приникла губами к той самой голубой жилке, в тот же момент почувствовав, что это — не предел ее желаний.
Некоторое время они жадно целовались, стоя у окна, а потом он поднял ее на руки и отнес на кровать. Не отрывая губ, он медленно и очень умело — Вика успела это отметить — стянул с нее лямки комбинезона, приподнял футболку и приник к груди. Вика нетерпеливо подняла руки, он снял футболку и снова стал целовать ее шею и грудь. Дрожащими пальцами она расстегнула его рубашку, попыталась проделать то же самое с брюками, но ей не хватило опыта. Кирилл, бережно отстранив ее, сделал все сам. Она вытянулась на кровати, чувствуя, что сходит с ума — каждое прикосновение его губ к телу рождало целую волну незнакомых волшебных ощущений. Она даже представить себе не могла, насколько это замечательно — когда твое тело целует мужчина. Перебирая пальцами его мягкие волосы, Вика думала только об одном — чтобы это никогда не кончалось. Приоткрыв глаза, она заметила, как замелькала комната — как будто Вика и Кирилл занимались любовью на крутящейся карусели. Это сравнение немного позабавило ее, и она решила высказать ему свои мысли:
— Послушай…
Она не узнала своего голоса. Это был голос-стон, исходящий из самой глубины, в которую она никогда раньше не заглядывала. Карусель перед глазами не исчезала — вот мелькнуло кресло, вот телевизор, вот оконные шторы, взлетающие вверх, вот большой глиняный кувшин, черный корпус рояля, зеркало… Он продолжал ее целовать в тот момент, когда она увидела зеркало, и волшебная карусель резко остановилась.