Неделяева допрашивал следователь с двумя помощниками. Его интересовало, почему Маркел отделился от отряда.
- Тут значение идейное... - медленно проговорил Неделяев и многозначительно умолк, выдерживая взгляд следователя.
- Отвечайте яснее! - приказал тот.
- Я понимал, что от этого врага - самый большой вред. Такое у меня понимание вредных идей, - убеждённо уведомил чекиста Маркел. - И я знал, что достану его... - он ушёл отвлёкшимся взглядом в недоступную другим даль и счастливо улыбнулся.
Затем проговорил рассудительным голосом:
- Они двое от нас уходили - Кережков и его ординарец. И я как увидал лошадь без ездока, а недалеко - дубы, - ну, думаю, он под ними захотел скрыться.
- Почему не мог быть ординарец? - въедливо сказал следователь, не сводя глаз с допрашиваемого.
- Ординарец - это не то. Дубы подходят Кережкову! - произнёс Неделяев как о чём-то, понятном именно ему, лицо тронула самодовольно-хитрая улыбка.
Следователь переглянулся с помощниками. На вопрос, стрелял ли в него Кережков, Маркел ответил:
- Да нет, у него уже патронов не было. А дамский пистолетик он для себя приберегал. - Малый вдруг привстал с табуретки, отводя в сторону правую руку, глаза побелели: - О-о-ох, принял бы он от меня...
- Ты, не имея приказа, хотел его убить?
Маркел шмыгнул носом, как-то враз ослабел, опустился на табуретку.
- Ты коммунист и не сознаёшь - от него живого было бы больше пользы, чем от мёртвого? А как его потом покарать - есть кому принять решение! - проговорил следователь хлёстко, отрывисто и добавил с ледяной угрозой: - С какой целью ты хотел устранить его от суда?
Неделяев прижал к груди руки, сморщил лицо, обращаясь к троим:
- Товарищи, я со злостью на него не совладал! не осознавал тогда, а теперь сознаю ошибку...
Чекисты помолчали, следя за ним. Следователь произнёс:
- Учитываем твою молодость, незрелость характера. А что ты ему голову отрубил - это был у тебя припадок.
Маркел надулся:
- Я не припадочный.
- Отрубил, понёс за дерево - для чего? зачем?
- Ну, нашло на меня!
- То-то и оно! - кивнул следователь и опять переглянулся с двумя своими.
Неделяева освободили. На собрании партийной ячейки секретарь, сжимая кулак и постукивая им по столу, говорил Маркелу:
- Ты по молодости сделал глупо и должен понять свою глупость. Вот узнали бы в деревне, что ты сделал, и стали бы разносить: коммунисты мёртвым отрезают головы...
Неделяев, потупившись, твердил, что признаёт ошибку, при этом думая о секретаре и других собравшихся, которые тому поддакивали: "Вы - коммунисты сегодняшнего дня, и все ваши заботы и мысли - в этом дне. А я - человек завтрашних сил коммунизма, и то, что я такому врагу голову отсёк, будет тогда правильно пониматься как боль за идею всемирного могущества!"
Из партии его не исключили, но ошибочный поступок поставили ему на вид. И по окончании курсов, хотя он был одним из лучших на занятиях, ему не присвоили командирское звание. Секретарь партийной ячейки позвал его к себе, и Неделяев узнал, что должен завтра в три часа зайти в губчека. Глядя в бумажку, секретарь назвал номер кабинета и фамилию человека, к которому надо явиться.
Человек, сидя за столом, читал бумаги; он был вроде бы нестар, но с морщинистым лбом и седыми висками. Бегло кивнув вошедшему Маркелу на стул, снова занялся чтением, затем убрал бумаги в стол.
- Вы нам известны, - произнёс удовлетворённо, как если бы ему было очень нужно узнать что-то о Неделяеве и он это узнал.
В кабинете повисло молчание. Маркел двинулся на стуле, потёр ладонями колени.
- Я вашим товарищам на всё ответил полностью, - сказав это, он душою перенёсся в те минуты, когда объяснял следователю своё понимание особо вредных идей, а самого обуревала заветная великая идея. Сейчас то же чувство подзадорило его: - Сколько ещё вокруг врагов! Примите меня к вам служить, поручите уничтожать их! - он глядел на чекиста широко раскрытыми глазами, стремясь выразить самую истовую преданность.
Тот ведал кадрами и как раз и собирался дать Неделяеву должность: выворачивать у арестованных нутро, приговорённых оделять последним шлепком. Но Маркел своей резвостью подвёл себя под поступающие сверху предостережения: о вреде излишеств в страстях (в садистских - тоже).
- Люди у нас имеются, - сухо сказал нестарый человек с морщинистым лбом.
Неделяев в обиде ждал, что тот скажет ещё. Хотелось выказать гордость и ум, но не хватало духа: был неодолим страх от того, где он находится.
- Никто не видел, как вели себя вы и Кережков перед его смертью. Всё ли так, как вы рассказали? - промолвил чекист с едкостью недоверия.
Маркел всё время помнил о прокламациях, которые взял из руки Кережкова и сунул в карман. Он не сказал о них командиру отряда, молчал и потом и произнёс сейчас клятвенным тоном:
- Как оно было, так я отвечал и могу повторить!
- Что же, если вдруг что-то припомните - такое бывает, - придите и скажите нам. Для вас это будет лучше, - неспешно и властно проговорил чекист.
У Маркела взыграло ретивое от чувства, что он недооценён.
- Вы вот говорите - у вас имеются люди против всех опасных врагов. Но те идеи, которые сеял Кережков, живут! И чтобы их победить - очень много надо устроить! Нужно установить всемирное могущество - только тогда идеи Кережкова посрамятся!
Чекист подумал: "Ишь, как тянешься к роли повыше!" Бросил жёстко:
- Не надо себя считать умнее других! Мелко плаваешь пока! - и заключил с неприязнью: - Свободен!
Неделяев из губчека сразу же пошёл к секретарю партийной ячейки. Тому было весьма любопытно, зачем Маркела вызывали. Передав краткий разговор с чекистом, парень нервно и оскорблённо пожаловался:
- Я служить хочу, и что мне теперь - землю пахать или на рабочего учиться? Я же оружием владею!
Секретарь сделал значительное лицо:
- Я поговорю с партийными товарищами в милиции. Я знаю - им нужны непьющие.
И вскоре Неделяев получил документ "уполномочен надзирать за порядком в волостном селе и во всей волости..." Село, куда, по его просьбе, он был послан, была его родная Савруха.
5
За ним записали саврасую малорослую крепкую лошадь с длинной гривой. Он восседал на ней, облачённый в новую длиннополую шинель, обутый в новые яловые сапоги, которыми был несказанно доволен. Шашки ему теперь не полагалось, но из-за плеча высовывался ствол казачьей, без штыка, винтовки, к боку прилегала кобура с наганом.
Неделяев ехал шагом по дороге, которая тянулась по возвышенности вдоль леска, что справа жался к обочине; с левой стороны лежало слегка посыпанное снегом поле, за ним извивалась замёрзшая речка, видная лишь местами за полосой голого, но густого мелколесья и кустарника. Впереди в долине и далее на изволок виднелись постройки и дворы села Савруха под серо-серьёзным зимним небом. День, тускнея, плыл в сумерки.
Два года назад Маркел вместе с другими новобранцами Красной Армии ушёл отсюда растерянный, жалеющий себя, придавленный страхом войны, а ныне возвращается человеком власти - хоть и не из первых в последней десятке.
Он обогнал нескольких баб: те шли в село с тощими мешками за спиной и, обернувшись и узрев верхового военного, торопливо подались в сторону от дороги. Маркел перевёл лошадку на рысь, пустился безлюдной улицей, оставляя позади двор за двором; поравнявшись с приоткрытыми воротами, натянул повод, вглядываясь в крытый жестью дом, который был заметно больше соседних. Из пяти его окон три оказались забиты досками. В просторном дворе чернели обгоревшие стены постройки; конюшня, хлев, амбар, другие строения были целы.
Неделяев крикнул во всю силу лёгких:
- Эй! Есть кто?
В одном из незаколоченных окон дома мелькнула тень, затем открылась дверь сеней, на крыльцо вышел, надевая шапку, мужик в куртке из невыделанной овчины.