— Тогда пойдем через мост! Другого ничего не остается, — сказал Павле.
Брка ответил не сразу. Он думал и молчал. Павле с Вуком и раньше говорили о переправе через Мораву по мосту. Мост, защищенный дотом, вел в уездный городок, главная улица начиналась сразу же за мостом. Переход по мосту и далее через городок был последним и наиболее опасным вариантом переправы, до которого додумались накануне Павле и Вук, но который тут же отвергли, как слишком рискованный.
— Я убежден, что переправа по мосту с военной точки зрения вполне выполнима. Враг не может предполагать такой наглости с нашей стороны. Мы бы застали его врасплох, а этого уже достаточно, чтобы все удалось, — заявил Павле после длительного мучительного раздумья. Мысль его судорожно ухватилась за этот вариант; в своем теперешнем душевном состоянии он был неспособен искать другое решение. Когда после таких событий, какие пережил Павле, человек начинает трезво размышлять о том, что было, его охватывает страх при воспоминании о грозивших ему бесчисленных опасностях и он поражается своей храбрости.
Под впечатлением известия о гибели Учи Павле больше чувством, чем разумом, страстно желал как можно скорей перейти Мораву и любой ценой сохранить отряд. Он чувствовал, что находится сейчас в таком же положении, как в начале немецкого наступления, и должен снова решать, как спасти отряд. Ведь это целые три роты! И тут он ни с кем не хотел разделять ответственность.
«…Да! Решительная и быстрая атака моста!» Тоска по Уче легла тяжелым камнем на сердце. Он давил и рвал живую ткань. Павле сжал кулак и с силой ударял им по колену.
— Давайте подумаем. За отряд отвечаешь теперь не только ты, — сказал Брка и остановил взгляд на Павле.
— Мы должны идти к мосту! Я согласен с Павле, — подтвердил Вук.
— Вижу, что должны. Только нужно все предусмотреть.
— Э, да кто же может на войне все предусмотреть? — воскликнул Вук.
Брка укоризненно посмотрел на него и продолжал ходить, обдумывая вслух предстоящую операцию. Он вникал во все мелочи, представлял наиболее тяжелые моменты и тут же подыскивал им контрмеры. Павле и Вук говорили мало, все больше слушали его. В конце концов Брка пришел к заключению, что операция выполнима при условии быстрого и решительного ее проведения. Договорились, что ночью в полной тайне отряд направится к мосту. Брка посоветовал Павле и Вуку ничего не говорить партизанам об Уче и судьбе Второй роты, пока они не доберутся до Ястребца.
— Мы можем идти? — спросил Вук и встал.
— И я с вами, только мне еще нужно поговорить с Павле. Вы с Максимом ступайте, подождите нас в другой комнате да кстати организуйте подготовку продовольствия для отряда, — сказал Брка.
— Итак, товарищ Павле, расскажи-ка мне, что произошло с Гвозденом? — обратился он к Павле, садясь напротив него.
— Это было так… — начал Павле, стараясь рассказать коротко, оставляя только суть. — Я предлагал прорвать блокаду и выйти в тыл врага, в новые районы. А они были против…
— Хорошо, понимаю. Дело шло о двух тактиках, — перебил его Брка. — Твоя точка зрения верна — это линия партии. Но разве ты не мог убедить в правильности партийной линии таких коммунистов и руководителей, как Уча и Гвозден? — совсем тихо спросил Брка.
Павле показалось, что и Брке неприятно и тяжело говорить об этом.
— Это было невозможно; я все сделал! Мы должны были его расстрелять. Убивая его, мы убивали сомнение в бойцах. Он призывал к расколу, к роспуску отряда. Положение было… — И Павле с возбуждением рассказал все обстоятельства и события того рокового для отряда дня. — Дело шло о моральном состоянии бойцов… Я убежден, что мы поступили правильно. Впрочем, это подтвердили все последующие события. Твое письмо меня сильно удивило и расстроило. Оно меня задело… — сказал в конце Павле.
— Ты пошел по линии наименьшего сопротивления. Как партийный руководитель, ты обязан был спасти отряд и Гвоздена. Его расстрел произвел тяжелое впечатление на широкие массы. Ты убивал не сомнение, ты убивал веру в идейную силу партии. Для всех молодых коммунистов это будет мучительным воспоминанием. К такому средству партия прибегает только в отношении предателей. Это последнее и исключительное средство в партийной практике. Так мог поступить только коммунист, почувствовавший себя слабым, потерявшим перспективу борьбы. Вот так, товарищ Павле! — Брка покачал головой.