Похоже, японец из будки работает один. Если бы он был с командой, то напарники наверняка бы друг друга сменяли. По пути в кафе я несколько раз оглядывался и никого не заметил. Вряд ли коллегами парня были профессионалы, иначе я бы их точно вычислил.
Удобно устроившись у окна, я наблюдал за репортером, который потягивал колу и то и дело смотрел на часы.
Он либо кого-то ждет, либо просто убивает время перед встречей.
Я не ошибся и через полчаса увидел спешащую по улице Мидори. Заметив вывеску «Старбакс», девушка тут же зашла в кафе.
Тем временем японец достал из кармана сотовый, нажал на какую-то кнопку и поднес к уху. Да, очень естественное поведение для человека, который стоит в телефонной будке... Я заметил, что он пользовался ускоренным набором, значит, на этот номер звонит часто.
Когда Мидори подошла к столику, белый встал и отвесил поклон. Очевидно, передо мной человек, который прожил в Японии достаточно долго, чтобы познакомиться с ее традициями и культурой. Мидори тоже поклонилась, но как-то скованно. Похоже, они знакомы совсем недавно, думаю, в первый раз встретились у «Альфи».
Когда я перевел взгляд на японца, он оторвал трубку от уха и оглядывался по сторонам. Значит, говорит, где находится.
Журналист предложил Мидори сесть и кивнул в сторону прилавка, однако девушка отрицательно покачала головой. Делить с ним хлеб пока не готова.
Я наблюдал за ними минут десять. По ходу беседы жесты незнакомца становились все более умоляющими, а Мидори, наоборот, сидела, поджав губы, а потом встала, поклонилась и стала пятиться к выходу. Белый отвесил поклон скованно, даже застенчиво.
За кем теперь следить? Пусть решает японец из телефон ной будки.
Мидори вышла из кафе и пошла обратно по направлению к Роппонги. Японец проводил ее взглядом, но даже не шелохнулся. Значит, ему нужен белый.
Незнакомец ушел сразу за Мидори, мы с японцем следом, причем в том же порядке, в каком пришли в кафе. Я проводил их до станции метро, держась на приличном расстоянии, пока не пришел поезд на Ебису. Спрятавшись в самом конце вагона, я повернулся к окну и наблюдал за ними, пока поезд не остановился и оба не вышли.
Я вышел секундой позже, надеясь, что белый пойдет в противоположную сторону, но он шел ко мне. Черт! Постепенно сбавив шаг, я остановился у карты метрополитена и наклонил голову так, чтобы ни журналист, ни японец не разглядели моего лица.
Было довольно поздно, и на Ебису вышли всего несколько человек. Пришлось подождать, пока японец и белый поднимутся по эскалатору и уйдут со станции метров на двадцать.
На границе Дайканямы, одного из престижных спальных районов Токио, журналист свернул в сторону большого многоквартирного дома и, открыв дверь электронным ключом, быстро вошел. Японец продвинулся на несколько метров дальше и, достав сотовый, нажал на кнопку и произнес несколько слов, затем с чувством выполненного долга вытащил пачку сигарет и закурил.
Нет, этот парень явно не работает на белого, как мне и казалось раньше. Он за ним следит.
Притаившись на небольшой частной стоянке, я стал ждать. Через пятнадцать минут к дому с оглушительным грохотом подкатил гоночный мотоцикл, которым управлял седок в пронзительно алом шлеме. Японец из телефонной будки что-то ему сообщил, пристроился на заднем сиденье, и оба умчались в ночь.
Можно с уверенностью сказать, что журналист живет в этом доме, но здесь сотни квартир, как же его искать? Выходов тоже как минимум два, поэтому и караулить бесполезно. Осталось узнать номер дома, и можно возвращаться в метро.
5
Спустившись в подземку, я перешел на линию Хибия и проехал до одноименной станции. Теперь на линию Мита и домой! Всегда езжу в обход: осторожность превыше всего.
Заглянув в музыкальный магазин «Цутая», я прошел мимо подростков в отвратительных нарядах, ритмично кивающих головой в такт музыке. Укрывшись в глубине зала, я стал рыться на полках с дисками, не забывая при этом регулярно оглядываться на дверь.
Просмотрев классику, я перешел к джазу. Интересно, а у Мидори есть свой диск? Да, есть, и называется он «В другой раз». На обложке ее фотография: скрестив руки на груди, девушка стоит в островке света. Так, проверим, что за фирма выпустила диск. Название незнакомое. Мама права: Мидори пока не звезда, хотя скоро ею станет.
Собравшись поставить диск на место, я моментально себя одернул: «Боже, это всего лишь диск! Если нравится, купи». А если меня запомнит продавец? Захватив еще один джазовый альбом и концерты Баха, я решительно пошел к кассе. Теперь нужно выбрать самую длинную очередь с самым усталым кассиром, желательно мужчиной. Расплачусь наличными. Скорее всего кассир машинально отмечает тех, кто берет сразу несколько дисков, но, надеюсь, расспрашивать его никто не станет.
Проверив, нет ли слежки, я понес диски домой. Сейчас я живу в Сенгоку — северо-восточной части города. Совсем рядом остатки старого Токио, которые местные называют ситамачи, или нижний город. Этот древний район пережил страшное землетрясение 1923 года и военные бомбежки. Ночная жизнь Сенгоку сосредоточена вокруг маленьких баров, супермаркетов почти нет, равно как и временных жильцов. В основном здесь обитают едоко, настоящие токийцы, которые из поколения в поколение работают в небольших лавочках и ресторанчиках. Слово «сенгоку» означает «тысяча камней». Не знаю, откуда взялось это название, но мне оно нравится.
Именно этот район я считаю домом. После смерти отца мама увезла меня в Штаты. Думаю, испытав много горестей и бед, ей хотелось быть поближе к родителям, которые, казалось, были не против примирения. Мы поселились на севере штата Нью-Йорк, в городке под названием Драйден.
Мама стала преподавать японский в Корнелльском университете, а меня отдали в школу.
Драйден — рабочий городок, где живут в основном белые, так что азиатские черты и плохое произношение сделали меня любимцем местных хулиганов. Первые навыки партизанской войны я получил от туземного населения Драйдена: мальчишки охотились за мной стаями, а я им мстил, отлавливая поодиночке. В общем, партизаном я стал задолго до того, как попал в Дананг.
Синяки и разбитые коленки огорчали маму, но она была слишком занята работой в университете и налаживанием отношений со своими родителями. А мне каждую ночь снилась Япония.
Вырос я городским пугалом, а скрывать свою индивидуальность научился намного позже. Сенгоку потряс меня до глубины души. В этом районе о соседях знают все: как зовут, чем живут. Сначала мне было так неуютно, что я подумывал переехать в западную часть города. Запад — это сердце Токио, которое совершенно чуждо остальной Японии. Жизнь бьет там ключом, много шумных, ярко одетых людей, опьяненных собственной энергией. Короче говоря, царство спасительной безвестности.
Наверное, старый Сенгоку обладает какой-то магией, потому что уехать я не смог. Мне нравилось гулять вечерами по маленькой торговой улице, где дома покрашены в красный и зеленый. Там всегда празднично, даже унылыми зимними вечерами. В самом конце улицы находится небольшой магазинчик, который содержит пожилая пара. Увидев меня, они говорят: «Добро пожаловать домой!», а не «Доброе утро!» или «Добрый вечер!» А еще здесь есть свой видеоцентр с большой желтой вывеской, принадлежащий пухленькой смешливой старушке. Дверь в магазин гостеприимно открыта: хозяйка не боится ни воров, ни холода.
Ассортимент невероятной широты: от Диснея до казарменной порнографии, и каждый день с двенадцати до десяти вечера хозяйка, словно ожившая статуэтка Будды, сидит в своем магазинчике и, поставив у кассы телевизор, смотрит новинки кинопроката.