Андрей сделал круг по базару, потом выгреб в «отстойник» — пятачок перед одним из павильонов, где можно было встретить знакомых «быков», потолковать и расслабиться.
— Супера не видели? — спросил он у парней, затянутых, несмотря на мороз, в турецкую «кожу».
— Не-а.
Андрей покурил и снова отправился на поиски.
Мертвец вошел на рынок с другого входа — «Кавказских ворот», где торговали фруктами и овощами. Его белое лицо, будто сведенное судорогой, с линией спаянной холодом раны, которую можно было принять за шрам, почти не выделялось в многоликой толпе. День был торговый, и кого только не заносило на рынок в такие дни! Куртка на нем была застегнута наглухо, а наверх, на грудь, выпущен шарф, скрывавший разрезы. Нижний конец шарфа для надежности был прихвачен «молнией».
Незрячие глаза не видели никого. У мертвеца оставалось не много чувств. Он видел, но это не было зрением. Он ощущал, но это было несвойственное людям и животным ощущение. Живая толпа пугала его. Прикосновение к теплой плоти вызывало дрожь и отвращение. Он не мог войти в павильон — тепло убило бы его.
В ультрафиолетовом спектре двигались живые фигуры, пузырились теплые потоки воздуха из дверей магазинов и лавок, и бледно-зеленое облако дымилось над толпой.
Из киосков звукозаписи, сливаясь из множества ритмов, неслась какофония звуков. Покрикивали шашлычники. На раскладушках высились груды одежды; шубы, куртки, платья покачивались на веревках; пацанята, отвлекая внимание, затевали возню и бег наперегонки прямо в суетливой давке.
Он не видел ничего этого. Он останавливался время от времени, поднимал мертвое лицо к своему мертвому солнцу, будто спрашивая совета. На него налетали покупатели, кто-то извинялся, кто-то ругался. Они сбивали его, создавая помехи, словно многочисленные объекты слежения на экране радара. Он выбрался из толпы, прошел между торговцами, перелез через картонные ящики, выбрался на спокойное место, как пловец, доплывший до берега.
Здесь, отделенный от толпы торговыми рядами, в узком пространстве между павильончиками, на загаженном, замусоренном снегу, он остановился и снова поднял лицо к синему солнцу. Но ему опять помешали. Окружившие его вдруг темные люди приподняли его и толкнули дальше в проход, развернули, прижали спиной к решетке ограды. Он ничего не чувствовал, но знал, что происходит что-то неладное.
— Этот? — спросил Супер.
— Угу, — кивнул Андрей.
Бойцы, державшие мертвеца с двух сторон, получили немой приказ. На него посыпались удары. И тут же раздалась ругань. Андрей, державшийся за широкой спиной Супера, заверещал:
— Его мочить надо! Он же труп, вы что?
— Без тебя разберемся. Вали, — отозвался один из бойцов.
— Ладно, разомнусь… — Супер выбросил окурок, и с разбегу ударил ногами в грудь человека, прижатого к решетке.
Раздался хруст. Супер взвыл, упал и завертелся на снегу, хватаясь за отшибленные ноги. Он будто ударил в бетонную стену. Бойцы, не ожидавшие такого, растерялись, выпустили жертву, у которой на груди виднелись две отчетливые вмятины.
— Он же мертвый, я же говорил! — закричал Андрей.
Мертвец обратил к нему лицо, словно прислушиваясь. Ярко вспыхнуло голубое пламя. Он узнал этот голос. Отлепившись от решетки, мертвец сделал несколько шагов. Боец, попытавшийся остановить его, получил страшный удар в горло. Он осел на снег, остальные, мгновенно оценив ситуацию, вдруг растворились, исчезли, испарились — что было удивительно, учитывая место действия. Взлетела культя с белой костью. Будто железная дубина ударила Андрея в лоб. Он подпрыгнул и рухнул на снег. Мертвец нагнулся над ним. Другая его рука схватила лежащее тело, как куклу, приподняла и швырнула в стену павильона. Грохот разнесся, казалось, по всему рынку.
Супер кинулся на него сзади. Он уже понял, что удары здесь мало помогут — он просто хотел свалить мертвеца, одновременно вонзая нож ему в затылок, в мягкую впадину под затылочной костью. Нож вошел в мертвую плоть. Но мертвец устоял, развернулся. Супер, стоявший на полусогнутых ногах, открыл рот от удивления и ужаса. Потом глаза его выпучились: рогатка обнаженной лучевой кости вонзилась ему в открытый рот, ломая хрящи, дошла до гортани и пробила ее. Тело Супера — большое, натренированное, уже отяжелевшее от сытной и беззаботной жизни последних лет — забилось, задергалось, ноги стали месить снег. Но до того, как сердце перестало биться, Супер успел прохрипеть: