— Но ведь вас иногда, должно быть, охватывает былая страсть, воспоминания…
— Все реже и реже, дорогой друг. А если меня начинают мучить ночные кошмары, то всегда можно принять дополнительную дозу фенактила, не правда ли?
Ян долго сидел молча — одна деталь не давала ему покоя.
— Неужели доцент Красуцкий не заметил, что вы притворяетесь больным, пан Профессор?
— Не заметил? Конечно, он заметил.
— И что?
— Это не слишком простое дело, дорогой пан Ян. У пана доцента нет стопроцентной уверенности, что я симулирую болезнь, а он человек чести и не выбросит из больницы кого-то, кто может оказаться больным. Время от времени он приглашает меня на чашечку кофе и прельщает радостями жизни вне стен больницы. И тогда я вновь рассказываю ему о голосах из прошлого. Красуцкий вздыхает и оставляет меня в покое, хотя, безусловно, он все прекрасно понимает, он же умница.
Ян встал.
— Спасибо за удивительный рассказ, пан Профессор, — поблагодарил он.
— Но я прошу вас задержаться. — Шекспировед взял Яна за руку и снова усадил рядом. — Я еще не закончил. Осталась последняя, финальная глава, которая касается и вас, дорогой друг.
— Меня? — удивился Ян.
— Именно так. Когда я впервые увидел вас в коридоре, мне пришла в голову мысль, которая стала меня занимать еще больше с тех пор, как ничего не произошло после вашего обращения по телевидению. Видите ли, для полного счастья мне недостает ученика, который мог бы воспринять мои идеи во всей их сложности, а после моей смерти закончить мои работы, привести в порядок наследие, а затем сделать его достоянием научной общественности, с тем чтобы мои исследования не были забыты.
— Но ведь они наверняка не будут забыты.
— К сожалению, дела обстоят иначе, мой дорогой друг. Я это давно наблюдаю. Поразительно, как быстро забывают после смерти знаменитейших артистов, ученых, исследователей. Никто не возвращается к их выдающимся трудам. Конечно, существуют немногие, кого это не касается, но их слишком мало. Я полагаю, дорогой пан Ян, что ученики, хотя бы один, дают исследователю шанс не быть забытым. К сожалению, у меня никогда не было настоящего ученика. Я возлагал большие надежды на Андрусикевича, о котором уже говорил, но, увы, между нами встала женщина. A propos, он издал замечательную книгу об английской поэзии елизаветинской эпохи, которую предварил посвящением: «Моему учителю, перед которым я виноват». Думаю, он имел в виду меня.
— Значит, у вас есть ученик, Профессор.
— Мне тоже так казалось. Я прочитал его книгу с огромным интересом и даже восхищением, но оказалось, что представленные в ней идеи не вышли за пределы моего видения. Значит, у меня остались только вы.
— Но я ничего не знаю о Шекспире.
— Это не имеет значения, дорогой пан Ян. Нам с вами некуда идти, поэтому мы останемся здесь, в отделении 3 «Б», и будем докапываться до сути. Пять лет, десять, может, пятнадцать. А потом, когда меня не станет, вы выйдете в свет и представите научному миру сделанные нами в соавторстве открытия. Таким образом, моя миссия на Земле, а возможно, и ваша будет выполнена.
Ян молчал. До этого момента он не представлял себе будущего, теперь же оно предстало перед ним во вполне конкретном образе. Однако то, что он услышал, было ему не по душе.
— Мне очень жаль, пан Профессор, — сказал он. — Но я хотел бы выйти отсюда.
— Зачем вам это, дорогой друг? Ведь я рассказал вам о мире, и вы наверняка со мной согласитесь, — в нем нет ничего интересного.
— Я хочу увидеть все собственными глазами и все испытать.
— Хотите быть обманутым, униженным, преданным?
— Да. Я хочу радоваться и страдать. Как все.
— Жизнь… — Профессор сделал гримасу. — Глупость. Сон идиота.
— Несмотря ни, на что, пан Профессор, я хочу, чтобы мне приснился этот сон. Я мало что помню: парк, улицу, спешащих куда-то людей, но хочу туда вернуться.
— Все-таки поразмыслите…
— Я уже все обдумал. — И Ян выбежал в коридор. Профессор вдруг почувствовал безмерную усталость.
— Куда спешишь, Савл? — прошептал он. — Вернись и обратись в Павла.
Его голова упала на подушку. Шаги в коридоре все отдалялись и вскоре затихли.
Глава пятая
СОЧЕЛЬНИК
Прошел сентябрь, октябрь, ноябрь, а в состоянии Яна не наступило никакого улучшения. Напрасно доцент Красуцкий проводил с ним долгие беседы, тщетно применял многократно проверенные методы лечения.
Случай Яна постепенно стал известным в мировой психиатрии благодаря электронным письмам, которые доцент рассылал во все уголки земного шара, прося совета у самых авторитетных коллег. Ему рекомендовали всевозможные терапевтические методы, которым Красуцкий немедленно следовал, но прогресса в состоянии больного не наступало. Папка с медицинскими документами толстела день ото дня, но о Яне там было немного, это было скорее свидетельство беспомощности медицины.