- Это несправедливо, - неожиданно для себя произнес он вслух.
- Что несправедливо? - спросила Вера, приподнявшись на кушетке. Она решила, что эти слова относятся к ней, и посмотрела на мужа настороженно.
- Я о профессоре Экардте.
- У тебя неприятности в институте, Вернер?
- Неприятности... - сказал он, раскуривая сигарету и все еще раздумывая, стоит ли рассказывать ей все. "К чему жаловаться?" - подумал он. Но потом все же заговорил о том, что так его тревожило. Однако о выговоре за то, что он просиживает в институте по вечерам, Вернер умолчал.
- Для Экардта существует только план научно-исследовательских работ, говорил он, в волнении расхаживая по комнате. - Все, что является отклонением от плана, кажется ему бесполезной тратой времени. На мои расчеты он махнул рукой, словно ему и смотреть незачем. Он убежден, что я ничего не добьюсь. Говорит, что в институте вообще невозможно ставить подобные опыты. Понимает ли он, чего может достигнуть человек, твердо стремящийся к цели? Экардту кажется, что я попросту пытаюсь уклониться от основной работы. Не желает, чтобы в голове у сотрудников было что-нибудь, кроме служебных заданий. В какой-то мере я могу его понять. Задания должны выполняться, и каждый обязан сосредоточить внимание на своей работе. Но разве можно подавить в себе творческие устремления? Только потому, что они не имеют отношения к очередной теме! Когда он сказал мне: "Никаких бесполезных экспериментов, господин Бракк, у нас нет на них ни времени, ни средств", я сразу понял, куда он клонит. Не хочет взваливать на себя ответственность за то, что не предусмотрено планом, - как же, ведь могут возникнуть осложнения. Что подумают в вышестоящих органах? Пойти на риск никогда!
Бракк горько усмехнулся. Бросился в кресло и в отчаянии закрыл лицо руками.
- Что же ты теперь будешь делать, Вернер? - тихо спросила Вера, подавленная вспышкой его гнева. - Так ты доведешь себя до болезни. Может быть, профессор Экардт все-таки прав, и твоя идея не...
- Значит, и ты в меня не веришь! - резко прервал он жену и снова заметался по комнате. - Впрочем, этого нужно было ожидать. Никто мою идею и в грош не ставит. Никто. Для всех я фантазер, утопист. Как же надеяться, что ты... А я-то надеялся, что хотя бы ты...
Он замолк, почувствовав, что зашел слишком далеко.
- Вернер, что ты говоришь! - крикнула Вера прерывающимся голосом.
- Прости, я не то сказал...
Он подсел к ней и хотел притянуть к себе, но она не смягчилась, не уступила.
- Пойми ты меня, Вера! На работе я совершенно одинок, а теперь и ты меня упрекаешь.
- Это неправда, - бросила она. - Я желаю тебе только добра. Взгляни на себя в зеркало, посмотри, какой ты бледный, измученный. Да это и неудивительно. Эти поздние возвращения, эти ночи за письменным столом! Разве это жизнь, Вернер, - и для тебя, и для меня? Мне кажется, ты забыл, как светит солнце, забыл зелень лесов и полей, ведь мы живем в чудесном городе, где все может быть так интересно. На свете не одни только лаборатории.
Вера поднялась с кушетки и подошла к большой вазе с ветвями терновника. Не хотелось ей произносить такие слова, но так уж получилось. Почему он ничего не возразил?
Она открыла окно. Легкий ветерок шелестел листвой деревьев, небо было ясным. Из города доносился приглушенный шум поезда надземной дороги.
Бракк глубоко затянулся. Ему стало нехорошо, слегка закружилась голова. Тяжело ступая, он подошел к креслу, сел и положил сигару в пепельницу. "Наверное, я слишком быстро выкурил сигару", - подумал он.
Вера стояла у окна, ожидая, что Вернер что-нибудь скажет, но Бракк продолжал молчать, и она вышла из комнаты.
Мысли Бракка метались. То он возвращался к спору с профессором Экардтом, то снова слышал голос Веры: "На свете не одни только лаборатории!". Какой язвительной она умеет быть! Этого он за ней никогда не замечал.
"Я столько рассказывал ей о своей идее, но она так ничего и не поняла! Что же мне делать? Бросить начатое? Нет, об этом нечего и говорить. Я захвачен этой проблемой, она держит меня, как гигантский магнит. Она разрешима, господин профессор Экардт! Я нашел верный путь. Если мне удастся..."
Из соседней комнаты раздались звуки рояля. Бракк оторвался от своих мыслей, даже почувствовал некоторое облегчение. "Я должен объясниться с Верой, - подумал он. - Между нами должно быть полное согласие. Иначе и работа мне не в радость".
Он встал и открыл дверь.
Вера прервала игру и медленно повернулась к нему.
- Я тебе мешаю? - спросила она. - Впрочем, мне все равно надо кончать, уже почти шесть.
Она опустила крышку рояля, поставила обратно вазу, поправила цветы. Ее движения были беспокойными, нервными. Что он стоит в дверях и молчит? Обиделся? Ну, и хорошо! Она надела жакет.
- Ты уходишь? - разочарованно спросил Бракк.
- Да, сегодня собрание в Союзе. Думаю, вернусь около девяти.
- Так, - он прикусил губу.
Вера задержалась в нерешительности. Она ждала, что Вернер попросит ее остаться.
Но он этого не почувствовал. Он даже не взглянул на нее, злился, что Союзу композиторов понадобилось назначить собрание именно на этот вечер. "Что ж, - сказал он себе, слегка пожав плечами. - Если ей обязательно надо уйти..."
Вера пошла к двери, еще раз обернулась, опять заколебалась, но подумала: "Значит, ему все равно, наверно, он даже рад, что сможет без помех заняться своими расчетами. А если б я осталась, он бы принялся попрекать меня за то, что я сказала. Хотя нет, на это он не способен. Ведь я желала ему только добра. Впрочем, возможно, я говорила необдуманно".
Внезапно ей стало жалко его. Захотелось подойти к нему, поцеловать. Но когда она увидела его лицо с плотно сжатыми губами, с упрямо выставленным вперед подбородком, он показался ей таким далеким, таким неприступным, что, не сказав больше ни слова, она закрыла за собой дверь.
В семь часов доктор Хегер вывел свою машину из гаража. Лучи заходящего солнца окрашивали в багряный цвет стволы сосен. Он включил ультразвуковую сирену, ворота раскрылись. Автомобиль выехал почти бесшумно. Хегер дал газ и помчался по узкой лесной дороге. Не доезжая до города, свернул. Ему предстояло прочесть в соседнем городке популярную лекцию о полупроводниках и их применении - пятую лекцию за этот месяц.
Тихо напевая, он нажал кнопку на приборной панели и вынул из открывшегося отверстия уже зажженную сигарету. Затянулся, придерживая руль правой рукой. Дорога ухудшилась, пришлось замедлить ход.
Наконец он подъехал к автостраде и включил механизм автоматического управления. С треском сработали реле, машина ринулась вперед, набирая скорость, и покатилась, как по рельсам, вдоль широкой белой полосы посреди шоссе. Хегер откинул назад сиденье и улегся поперек машины, как на кушетке. "Хорошо, - подумал он, - лежишь себе и ни о чем не тревожишься, все делается само собой".
Трубчатый проводник тока высокой частоты под твердым покрытием шоссе создавал магнитное поле. Оно и управляло автоводителем, этим сложным детищем техники. Машина ни на сантиметр не отклонялась от белой полосы. Миниатюрный локатор посылал вперед ультразвуковые сигналы; если впереди оказывалось препятствие, машина автоматически останавливалась. С ней ничего не могло случиться. Все автомобили, которые попадали на это шоссе, шли с одинаковой скоростью. Поэтому они не могли ни столкнуться, ни обогнать одна другую. Хегер устало закрыл глаза.
Он проспал минут двадцать. Разбудил его резкий сигнал, раздавшийся в машине. Автоводитель указывал поворот. Хегер сел, протер глаза и поднял вверх рычаг на панели. Автомобиль переместился на красную полосу, замедлил ход и на малой скорости проехал участок шоссе до въезда на городскую улицу. Здесь автоводитель выключился, машина остановилась. Автострада закончилась. Хегер поднял спинку сиденья и взялся за руль.
У здания школы он остановил машину. Большой, светящийся плакат бросился ему в глаза. Доктор технических наук Курт Хегер... известный ученый... публичная лекция.
Перед входом стояло несколько человек. Подойдя к ним, Хегер услышал слова одного из мужчин: "Интересный доклад. Этот доктор Хегер, как видно, большой специалист в своей области. Недавно я читал его статью в газете. Где только не находят сейчас применения полупроводники - прямо невероятно".