Вернер прошел в кабинет, сел за письменный стол, открыл папку с расчетами. Однако сосредоточиться ему не удавалось. Он снова встал и заходил по квартире. В неосвещенную столовую проникали лучи уличного фонаря. В его холодном свете кружились бабочки. "Когда-то, - подумал он, им приходилось расплачиваться жизнью за свое стремление к свету... Где же все-таки Вера... Несчастный случай? Да нет, ерунда, просто сегодня у них затянулось заседание. Какой огромной кажется мебель в полумраке!"
Ему вдруг показалось, что комната совершенно изменилась. Он вслушивался в тишину, ловя гудение проходящих машин. Ей богу, она могла бы позвонить, ведь это так просто. Он опустился в кресло, откинул голову на спинку, вытянул ноги. Теперь он упрекал себя за то, что не попытался удержать ее ни словом, ни жестом. Он все отчетливее припоминал, как долго она возилась с вазой на рояле, как нерешительно вышла из комнаты. А он стоял и молчал.
Вдруг комнату осветили автомобильные фары. Он услышал, как машина подъехала к дому, потом остановилась. Хлопнула дверца, вслед за этим раздался звонок у калитки. Вера! Наконец-то! А если что-нибудь случилось? Его вдруг охватил страх. Он пробрался в темноте в переднюю, сорвал трубку дверного телефона:
- Вера...
- Да, - послышалось в ответ.
На мгновение он прикрыл глаза, облегченно вздохнул и нажал рычаг, открывавший калитку. Его переполняло радостное волнение, но он одернул себя, решил сделать вид, что между ними ничего не произошло, решил ни о чем ее не спрашивать.
Он встретил ее спокойно, почти равнодушно.
- Ты еще не ложился, Вернер? А я не видела света в окнах, - сказала она, целуя мужа. - Уже довольно поздно. Выпьем по чашке кофе? Я страшно хочу пить. Ты, наверно, уже поужинал?
- Поужинал? Нет.
- Тогда я сейчас приготовлю.
Он ничего не ответил.
- Сегодня на собрание пришла масса народу. Там много нового, рассказывала она. - Были и гости. Два композитора из Дрездена. Они пишут музыку вдвоем. Мы обсуждали их новое произведение. А потом всей компанией отправились поужинать в кабачок художников.
"Ну вот, кабачок художников!.. - подумал он. - А я-то тут волновался!"
- А ты что делал? Читал или смотрел телевизор? Сегодня хорошая программа, я бы с удовольствием посмотрела ее с тобой.
Она пошла на кухню. Послышался звон посуды. Бракк невольно вспомнил, какая гнетущая тишина окружала его еще несколько минут назад, какой холодной и необжитой казалась в полумраке квартира. Теперь же все было залито мягким, но сильным светом. С приходом Веры все словно ожило.
Умиротворенный, он закурил сигару и с наслаждением затянулся.
Час спустя они лежали уже в постелях. Вера закинула руки за голову, они казались темными на фоне белых подушек. Она медленно повернула голову и взглянула на мужа, перелистывавшего журнал. Бракк положил журнал на ночной столик.
- Ты не устала? - спросил он. Она улыбнулась, покачала головой и протянула к нему руку.
- Сегодня вечером я много думал о нас, Вера, - тихо сказал он. Видимо, я чрезмерно много работаю. Мы мало бываем вместе...
Она не дала ему досказать. Обняла, прижалась к нему. Молча он нашел ее губы...
Неделя шла к концу. На улицах было пыльно и душно. Раскаленный воздух дрожал над крышами.
Доктор Бракк стоял во второй лаборатории у вакуум-насоса. Однотонно гудя, насос выкачивал воздух из фотоэлемента. Бракк распахнул белый халат, расстегнул ворот рубашки, и все равно было жарко - он поминутно вытирал лоб. Солнечный свет, заливавший помещение через высокие окна, отражался в блестящих металлических предметах, в бесчисленных стеклянных сосудах, пестрыми пятнами ложился на длинный стол.
Бракк не отрываясь смотрел на черную стрелку, регистрировавшую падение давления. Добежав до красной черты на шкале, стрелка остановилась и слегка задрожала. Насос отключился. Бракк расплавил соединительную трубку. Язык бело-синего газового пламени лизнул черную стеклянную трубку и закупорил ее. Тогда ученый осторожно вынул фотоэлемент из зажима и пошел в соседнее помещение. Там его ассистентка занималась проверкой фотоэлементов.
Она склонилась над измерительным прибором. Покачала головой, постучала пальцем по стеклянному диску над шкалой. Стрелка, стоявшая на нуле, не шелохнулась.
Ассистентка выпрямилась, пожала плечами и сказала Бракку:
- Никакого напряжения, доктор. Не могу понять, почему? - Еще раз проверила клеммы и снова взглянула на вольтметр. - Видимо, полный вакуум не достигнут.
- Невероятно, коллега, я ведь сам выкачал оттуда воздух, - возразил Бракк и стал копаться в соединительных проводах.
- Тут все в порядке. Вспомогательное напряжение? - Он нажал кнопку вольтметра. - Есть! В чем же причина? Неужели действительно не достигнут вакуум? - Он отключил провода, питавшие током фотоэлемент.
- Надо посмотреть, - сказал он почти резким тоном, чтобы скрыть свою неуверенность. "Может быть, элемент только оплавлен, а воздух из него не выкачан?" - подумал он.
Бракк вернулся в лабораторию и действительно нашел в соединительной трубке трещину. Он с облегчением вздохнул. - Вошла ассистентка и протянула ему листок с результатами проверки. Он поблагодарил и снова принялся рассматривать неисправный элемент.
- Дефект в стекле, в соединительной трубке, трещина шириной в волос.
Он бросил фотоэлемент на стол, просмотрел принесенный ассистенткой листок, сделал пометку и сказал, не поднимая головы:
- Я еще подведу итоги, чтобы завтра мы могли продолжить работу с самого утра. Кончайте, коллега, уже четверть четвертого.
Вернувшись из лаборатории в кабинет, он сел за письменный стол и стал рассеянно поглаживать рукой листок с цифрами. Циклотрон освободится только через час. Он вынул из нижнего ящика стола три светло-серых диска, каждый величиной с блюдце, и положил перед собой. Он провел уже тридцать опытов, подвергая бомбардировке элементарными частицами пластинки самого разнообразного состава.
- Пора кончать, - тихо сказал он и оперся подбородком на руку. - Они правы, они все правы.
Показалось, что издалека доносятся слова Хегера, профессора Экардта, голос Веры. Словно все они собрались в этой комнате и насмехались над ним.
Он провел рукой по глазам. Поспешно встал и с такой силой распахнул окно, что створки ударились о каменную кладку. Всю прошлую неделю он уходил из института в четыре. Вдвоем с Верой пил кофе на свежем воздухе, разговаривал с ней о фильмах и музыке, о книгах. Он и сам почувствовал, как необходимо было отвлечься от работы, передохнуть. А Вера... Она совершенно преобразилась.
И все-таки Бракк тайком продолжал опыты, полагая, что близок к цели. Но всякий раз его ожидало разочарование.
Он глубоко вздохнул. Если сегодняшний опыт удастся, то... Он представил себе, что скажут Хегер и профессор Экардт. А Вера? На этот вопрос он не нашел ответа. Он знал себя: малейший успех вернет его на прежний путь снова допоздна в лаборатории, ночи за письменным столом.
Если бы можно было с кем-нибудь поговорить о своей идее. Но с кем? Бракк с болью подумал, что у него нет настоящих друзей. Он вспомнил студенческие годы. Представил себе круглое лицо Клауса Штейнбека, Они вместе работали в институте под руководством профессора Хеммера. Были друзьями, даже близкими друзьями, до... Да, до тех пор, пока Вера, за которой они оба ухаживали, не предпочла его, Вернера.
Вера! Он ушел в воспоминания, забыв о том, что так тяготило его. Да, тогда он был молод, влюблен, счастлив. Были и приятели - подруга Веры и ее муж, зубной врач. Умная голова, но Бракку говорить с ним было не о чем, тот интересовался только своими медицинскими делами.
Потом эта экскурсия на вновь построенную атомную электростанцию. Уже тогда его захватила мысль о создании фотоэлемента, который позволил бы еще более рационально использовать могучую энергию атома. Старый друг Клаус, которому он рассказал о своей идее, назвал его фантастом. Хуже того! Он намекнул, что Бракк попросту стремится сделать себе имя. Бракк горько усмехнулся. Имя! И это сказал Клаус!..