За жетон можно было купить в кают-кафе икряную воблину, которая выскакивала из автомата как чёртик из табакерки. Чешское пиво стоило два жетона, то есть четыре часа суммарного потения и пыхтения. За три жетона автомат выдавал входной «билет» в бассейн, за десять – пинту виски (0,6 литра), бутылку содовой и традиционный пакетик картошки-фри. Те, кому предстояла штурманская вахта, довольствовались жевательной резинкой со вкусом пива и воблы, за два жетона пачка, в пачке двенадцать пластинок, жуй не хочу.
Алкоголь для экипажа на кораблях класса экстра-универсал инструкцией не предусматривался, но Волокушин на инструкции плевал. Это ему принадлежала идея с жетонами. И рейтинг Катеринки, как ласково называли её космолётчики, держался на высоте.
Придя в себя, Катеринка с удивлением обнаружила себя сидящей на полу рядом с капитаном, который поглаживал её по спине – совсем как Юозас своих хомяков. Но вместо чувства гадливого ужаса, охватывавшего её от любых прикосновений, Катеринка ощущала спокойную уверенность. Так и должно быть. Именно так – утешают. Она видела в кино, как герои утешали своих героинь, а теперь героиней была она сама. О её «геройском поведении» узнают все, и будут смеяться всю дорогу, полгода туда и полгода обратно. Как такое выдержать?
Плечи Катеринки дрогнули. Андрей прошептал в розовое ухо:
– Всё нормально. Юозас и сам не рад, что так вышло… Молчать будет. Если рот откроет, я его зверей за борт выкину с ним вместе. А мы с тобой никому не скажем. Правда?
Катеринка закивала головой, подтверждая, что – никому. С ней что-то случилось, понял Андрей. Может быть, в детстве. Какие-то неприятные воспоминания или комплексы. Она затолкала их на самое дно памяти, похоронила, а они живёхоньки-здоровёхоньки, и лезут наружу…
– Думаешь, ты здесь одна такая, а остальные все в пределах нормы?
И снова кивок. И глаза – потерянные, отчаянно одинокие, ни от кого не ждущие помощи. Она не ждёт от людей хорошего, вот и шутку Юозаса восприняла как издёвку.
А он, Андрей? Пять минут назад он готов был выкинуть парочку хвостатых нелегалов в открытый космос, где они сгорели бы заживо в атомном пламени реактора. Он был уверен, что это правильно.
На Инте Игрек он тоже был уверен, что поступает правильно. А теперь сомневался… Может, надо было вернуться? Погубить экипаж и корабль в бессмысленной попытке спасти колонистов. Андрей поступил так, как учили в космошколе. Почему же теперь он задаёт себе вопрос, на который не может ответить?
Андрей сидел на полу, облокотившись рукой на шведскую стенку, с которой не хотела слезать инструктор тренажёрного зала. Другой рукой он обнимал инструктора, гладя по спине. И рассказывал ей о космошколе, в которой Катерина не училась, и слава богу, это учебное заведение не для слабонервных.
Часть 5. Цена профессии
Космошкола
За дальний космос (иногда полёт был единственным и длился несколько лет) приходилось расплачиваться детством и юностью, подчинённым железной дисциплине и непрерывному процессу обучения, без каникул, бабушек и дедушек, поездок с родителями на море и походов в зоопарк. Впрочем, свидания с родными разрешались, один раз в год. Родители с волнением хватали в охапку своё чадушко, круглощёкое, румяное и восхитительно здоровое. Чадушко мягко высвобождалось из объятий и смотрело со странным ожиданием… чего-то. Может, любви? Но тогда почему ребёнок отстраняется от поцелуев, равнодушно смотрит на конфеты и игрушки, равнодушно благодарит. Словно они чужие люди.
«Родительские дни» кончались, как правило, слезами матерей, горьким удивлением отцов и холодно-вежливым «до свидания» равнодушных к поцелуям и обнимашкам детей. Слёзы и удивление были искренними, однако же никому не приходило в голову забрать ребёнка домой. Да, им тяжело, да, они рано взрослеют, но за всё в жизни надо платить, за профессию звездолётчика тем более.
И дети платили. Непрожитым детством, неизведанной любовью, недозволенной свободой, неиспытанным счастьем материнства и отцовства. Впрочем, любовь в их жизни была – фанатическая, неистребимая любовь к профессии, которая в третьем тысячелетии оставалась доступной лишь 0,001% населения Земли. Немногие родители отдавали детей в закрытую космошколу, и немногие дети выдерживали постоянные запредельные нагрузки, практикуемые учебным заведением. В стенах космошколы будущие звездолётчики проводили пятнадцать лет. Первый пятилетний цикл обучения включал в себя программу одиннадцатилетней средней школы с преобладанием уроков физического воспитания. В одиннадцать лет мальчишки и девчонки выбирали будущую специальность. И переходили во второй, специализированный цикл. В шестнадцать они становились профессионалами, умеющими принимать решения, обладающими великолепным здоровьем, выносливостью, идеальной физической формой и идеальной выдержкой. Пресловутые дети-индиго в сравнении с воспитанниками космошколы недоразвитые маугли.