Астрофизик напряжённо думала. Титановые сплавы на основе карбида бора, из которых изготовлены наконечники буров, обладали атомной плотностью и сильной устойчивостью к кислотам.. Что же могло его остановить? Может, расплавился? Кислова подёргала бур. Андрей не удержался и хмыкнул. Кислота одарила его взглядом Медузы Горгоны.
– Надо сменить наконечники. Поставить тантало-вольфрамовые, они две с половиной тысячи градусов выдерживают, – ляпнула Кислова, не подумав.
– Здесь всего два метра, забыла? Если бы под нами было две тысячи градусов, ты была бы уже тушкой, – авторитетно заявил Берни.
– Здесь песок везде, я проверял. Метровый слой песчаных наносов нарастает примерно за тысячелетие. Значит, оно здесь… две тысячи лет. Если два метра, то две тысячи, если полтора, то полторы, – торопился сказать биолог. – Это если принять за единицу измерения десять лет = один сантиметр. А если там не песок, а, к примеру, базальт, тогда один сантиметр за двести пятьдесят лет, два метра за пятьдесят тысяч.
– Так я не понял, сколько тысяч, две или пятьдесят? Ты бы определился, Юз. Сам говорил, тут песок.
– Говорил. Я ямку выкопал, там песочек, дальше я не стал копать. Что вы смеётесь, что тут смешного?
– А мы-то думаем, зачем он на пустошь повадился… А он тут в песочек играет, цветочки собирает. Прикольно.
Между тем Риото с Бэргеном под предводительством неугомонной Кисловой волокли в центр пустоши два бура. Ещё два несли андроморфы. Операторы боевого оружия громко возмущались, поскольку буры, даже на тележках, были слишком тяжелы для девушек. Интересно, как поведут себя эти двое, если им сейчас сказать, что девушки запросто могут нести бур одной рукой… Или не могут? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Он ничего не знает об андроморфах! Био и не подумали поставить капитана в известность, убежали, даже лапки не пожали, позаимствовав у людей не самые лучшие черты характера. Хорошему надо учиться, дурное прилипнет само. Правила для них не существуют. Андрей хотел было вернуть нарушителей. Подумал, махнул рукой и пошёл следом, давя башмаками комочки фиолетовой грязи.
На сей раз буры ушли глубже и на глубине трёх метров нащупали идеальный круг диаметром примерно три метра. «Сливное отверстие, – пошутил Берни. – И пахнет как-то странно. Марсианской канализацией. Что-то мне неохота туда лезть».
Астрофизик захлебнулась смехом, ей вторил Мишенька, запрокидывая голову и гогоча совершенно по-детски. Боевые операторы радостно ржали, Кэли и Леона хихикали, и Андрей удивлённо на них уставился. Они что, понимают шутки? Волокушин об этом не обмолвился, цинично назвав девчонок биоформами. Андрей никогда не имел дела с био и воображал безликих созданий с обязательным выключателем, входящим, так сказать, в комплект, и ксеноновыми лампами вместо глаз, с возможностью гибкой настройки яркости. А они оказались людьми, и глаза у них обыкновенные, в нежных ресницах. У Кэли зелёноватые, цвета морской воды, а у Леоны серые, как у самого Андрея. Красивые.
Блин, не хватало ему влюбиться в био. Только этого ему и не хватало. Андрей отвернулся от Леоны и оказался лицом к лицу с Кэли. Девушка как-то странно дышала – сбивчиво, как дышат после бега или когда волнуются (разве био может что-то волновать?), Леона нервно облизывала губы (био не способны нервничать; тогда зачем она это делает?). Андрей невольно залюбовался девушкой. Её губы… наверное, тёплые на вкус, если их поцеловать. Интересно, что она сделает? Отстранится? Залепит ему пощёчину? Это было бы здорово! Он стал бы героем дня.
Или ответит на поцелуй. Что вполне возможно. Они не роботы, не биоформы и не биоморфы. Они люди, осенило Андрея. В них бьётся человеческое сердце, гонит по жилам кровь. Они облизываются, поглощая абрикосовый пудинг, который им очень нравится, повидло почти закончилось, на обратный путь точно не хватит, и придётся экономить. Ругать сладкоежек не хотелось: должны же они получать от жизни хоть какое-то удовольствие, пятый месяц без отдыха вкалывают.
Кэли дышала так шумно оттого, что устала, осенило Андрея. Она просто устала, андроморфы тоже устают, правда, реже чем люди. Они как мы, только у них другие возможности и другая психика. Они испытывают симпатию, трогательно дружат с Катеринкой, но никогда не полюбят, никогда не испытают радость материнства. Имело ли человечество право на такие эксперименты? Это же… это же… Андрей гвоздил человечество, вынося ему суровый приговор. Андроморфы глупо хихикали и прижимали к губам ладошки, выдерживающие ожог концентрированной кислотой. Интересно, им всё-таки больно, или – ничуть?