– Я приеду. Я вернусь и буду с тобой, – убеждал щенка Юозас, а тот обнимал его за шею тёплыми лапами, и тыкался носом в ухо, и тихонько скулил Лабрадоры обладают невероятной интуицией.
– Не плачь. Никто тебя не собирается бросать, поживёшь у мамы с папой, они согласились, они тебя будут любить и кормить. Ты вырастешь и станешь большой собакой, и мы с тобой поедем на озёра. Маленьким щенкам охотиться нельзя, можно только взрослым, – пошутил Юозас.
В Западную Африку он улетел с тяжёлым сердцем.
О лабрадорах говорят, что они самые преданные собаки в мире. Они очень эмоциональны и общительны, поэтому с трудом переносят разлуку. Гинтари не перенёс. О нём заботились, кормили, чесали за ушами, гладили по лобастой голове, водили на прогулки. Щенок равнодушно смотрел на еду, равнодушно принимал ласку, и целыми днями сидел у окна, положив на подоконник широкие лапы. Гинтари ждал хозяина. Когда же он придёт? Когда же?..
Менуэт Боккерини
Он вернулся через три месяца. С порога засвистел менуэт, и удивился, – тишине, которой встретила его квартира. А он-то ждал – визгливого щенячьего лая, цоканья когтей по паркету, слюнявых собачьих поцелуев, от которых придётся уворачиваться…
Мать бестолково пыталась объяснить, что пса нормально кормили, нормально содержали, раз в месяц купали в пене детского мыла, скармливали витамины, которые прописал ветеринар. Юозас остановившимися глазами смотрел на коробку с щенячьими игрушками. Кожаная сандалия (вторая растерзана в клочья, когда у Гинтари резались коренные зубы). Мяч-пищалка в резиновых игольчатых пупырышках. Липовые палочки, на которых остались следы его зубов. Завязанный на несколько узлов кожаный пояс, который щенок забавно грыз, целиком запихивая в пасть. Мать не смогла их выбросить. Потому что любила Гинтари, забавного толстого увальня с янтарными глазами.
– Я утром встала, смотрю, он на подоконнике, как с вечера лежал, так и лежит, и в окно смотрит. Тебя ждёт. Я позвала, а он… он застыл уже. Умер. На подоконнике. – Мать заплакала, закрывая лицо передником. – Мы с отцом его чем только не кормили, творожок домашний, яблочки тёрла ему, Айвис за обрезью на мясокомбинат ездил, привозил… А он морду отвернёт, а из глаз слёзы льются. Ты никогда не видел, как плачут собаки? Не дай бог тебе такое увидеть, сынок. Он даже баранки не грыз, его любимые, ванильные. Стоять уже не мог, совсем ослаб. В лечебнице сказали, он умер от тоски, так бывает у лабрадоров. Сказали, что они… они умеют любить.
Они умеют любить. Гинтари его любил, не захотел без него жить. А Юозас любил биологию, без которой тоже не мог жить. Он выбрал биологию. А Гинтари выбрал смерть.
– Что ж ты не дождался меня, хороший мой… Сейчас бы поехали на озёра, ты бы там бегал, фыркал, шлёпал по воде тяжёлыми лапами, вспугивая лягушек. Ты был бы уже большим. Я так и не увидел тебя большим, Гинтари! А помнишь, как ты прибегал ко мне на музыку Боккерини? Мы с тобой любили этот менуэт…
Киндзюлис принялся насвистывать мелодию… и явственно услышал цоканье когтей. Зажмурился и заткнул уши пальцами, пережидая слуховую галлюцинацию. А когда открыл глаза, перед ним плясало синее пламя. Биолог боязливо отодвинулся. Пламя среагировало, распалось на огоньки и… приняло форму собаки. Лабрадора! Перед ним был его Гинтари, взрослый, красивый. Светло-синий.
– Гинтари? Это ты? – несмело спросил биолог, на секунду поверив в существование душ.
Юозас непроизвольно протянул руку, и огоньки приблизились. Звёздный «хвост» радостно молотил по ногам, не обжигая. От «пса» волнами исходило дружелюбие. Гинтарис…
– Что же нам с тобой делать? Мне через три недели улетать… У меня же сердце разорвётся!
Звёздный пёс исчез, огоньки рассыпались, рисуя незнакомые созвездия.
Надо Кислову взять с собой, она определит, где это, подумал биолог, придя в себя.
Часть 14. Девочка Рая упала с сарая
Андрей видел, что с Киндзюлисом что-то происходит. И решил, что это из-за «картошки», за которую биолог получил выговорешник, как выразился Мишенька.
Кэли с Леоной ловили новых кузнечиков и ящерок, Катеринка взяла на себя кухню, Надя Кислова каждое утро садилась в космокатер и взмывала в облака. Механик занялся наконец двигателями: через месяц лететь, а бережёного бог бережёт, как известно.
Дождавшись, когда капитан в сопровождении «сопровождающего» и обоих боевых операторов отправится на втором катере исследовать зоны полюсов, биолог испарялся с корабля и уезжал на пустошь, где, наплевав на запрет капитана, спускался по верёвочной лестнице в чужой звездолёт, испытывая странное чувство. Такое чувство, словно его здесь ждали, и он приходил каждый день, он ничего не мог с собой поделать.