Мартин наблюдал за всем этим как бы со стороны, словно это не имело к нему ни малейшего отношения. Связанный человек не был тем, кому он оказал гостеприимство, он был осужденным и, следовательно, находился за пределами гнева и сострадания.
Сноу на палубе что-то крикнул, и Мартин увидел в темноте впереди топовый огонь и зеленый бортовой, Бранкович молча взял у него румпель.
«Керема» накренилась, огибая нос затемненного судна. Бранкович выключил мотор и подвел яхту к левому борту, единственная затененная лампочка освещала спущенный трап. Он снова передал румпель Мартину.
Бранкович и Кеппель выволокли из каюты связанного человека. Две темные фигуры перегнулись через фальшборт и перетащили его на площадку трапа. Несколько секунд «Керема» покачивалась в такт волнам, затем на темной палубе над ними раздалась команда, и начался нелегкий подъем по трапу с отчаянно сопротивляющимся человеком. Слабо звякнул колокол машинного отделения, и судно стало отходить.
Мартин включил мотор, и «Керема» повернула к берегу. Он смотрел на береговые огни и не узнавал их. Даже когда они, обогнув мыс, вошли в бухту, он не ощутил приятного возбуждения, которое обычно охватывало его при виде знакомых огоньков на извилистых берегах. Его мысли были заняты другим: он подбирал, сортировал, оценивал улики против человека, который скоро должен будет предстать перед судом.
Передав румпель Бранковичу, Мартин прошел на нос яхты. Может быть, ветер прояснит его мысли? На какую-то страшную минуту он ощутил себя высшей властью. Он сам свершил правосудие.
Есть ли какое-нибудь оправдание этому?
Вина этого человека несомненна. Здесь его совесть была спокойна.
Но что бы сказали его коллеги, если бы они узнали?
Что бы сказал сэр Ральф?
Они повернули в бухту Лиллипилли, и у него вдруг защемило сердце – он вспомнил про Элис. Вот что было сейчас самым главным. Но как ей помочь? И возможно ли это? Когда «Керема» подошла к причалу, Мартин осветил фонариком борт, и дрожащий луч упал на какой-то предмет, который он сначала принял за огромную медузу, плавающую между сваями. Луч скользнул по светлым водорослям, колыхающимся в полупрозрачной воде, и упал на лицо Элис.
Мартин невольно вскрикнул и замер.
Бранкович кинулся к нему.
Вместе они вытащили Элис из воды. Незрячие глаза на странно помолодевшем лице были широко раскрыты. Мария опустилась на колени и закрыла ей глаза.
Бранкович снял кепку.
– Он сеял смерть повсюду, где появлялся.
Мартин взял ее холодную руку, и с этим прикосновением их общее прошлое кануло в вечность.
К ним через газон бежали двое. Мартин поднял глаза и в свете фонарика увидел заплаканное лицо дочери. Лиз хотела что-то сказать, но слезы душили ее – она спрятала лицо на плече Младшего Мака. И Мартин понял, что безвозвратно потерял и ее.
Он тяжело поднялся. Боли он не чувствовал. Только одну пустоту. И где-то в глубине его опустошенного сознания звучал безжалостный вопрос:
«Как мне судить себя?»