– Не бойтесь, – крикнула Лиз, – он совершенно безвреден!
Ну и местечко!
Когда он добрался до последней ступеньки лестницы, Лиз уже след простыл, и он пошел вдоль боковой стены дома, который был гораздо больше, чем он предполагал, и выглядел удивительно современным. Он услышал, что где-то Элис успокаивает рассерженную Ли-Ли, и направился на ее голос.
– Иоганн, отнесите этот ящик в кухню! – приказала Лиз. – Справитесь?
– Разумеется.
Схватив охапку свертков, Лиз пробежала мимо по дорожке и скрылась в темноте. Он пошел за ней и неожиданно очутился в ярко освещенной кухне, какую можно увидеть только на рекламных картинках.
Посреди кухни, прижав руки к груди, стояла Элис, глаза ее сияли от восхищения.
– Посмотри, Мартин! – воскликнула она, едва фон Рендт и Мартин вошли в кухню. – Брэнк к нашему приезду покрасил кухню! Ах, совсем забыла, ты же с ним еще на знаком!
И она окликнула мужчину, который шел по саду с последними пакетами.
– Вот ваш новый хозяин, Брэнк, – весело проговорила она. – Мартин, это Брэнк.
– Значит, вы – Брэнк? – Мартин критически оглядел его. – Вижу, вы тут неплохо поработали.
– Рад, что вам нравится, – ответил Брэнк, слегка поклонившись.
– А это моя племянница и двое наших друзей, – оживленно продолжала Элис. – Они недавно прибыли из той же части света, что и вы: мистер фон Рендт и мистер Фишер.
«Какое лицо! – подумал Иоганн. – Попробовать бы написать его! Словно старинная резьба. Высокие скулы, глаза, сидящие так глубоко, что трудно угадать их цвет; густые прямые брови; глубокие складки, идущие от носа к подбородку, подчеркивающие тонкие губы, непропорционально тяжелый подбородок, впалые щеки. Такое лицо надо лепить, а не писать, – решил он, – иначе как же передать неуловимую печать таинственности, лежащую на нем?» Он даже начал мять в пальцах невидимую глину.
– Брэнк не совсем обычная фамилия, – сказал фон Рендт. – А как вас зовут по-настоящему?
– Бранкович! – весело воскликнула Элис. – Но он предпочитает, чтобы его называли Брэнком. А имя у него такое трудное, что невозможно выговорить… Ну, выпейте чего-нибудь, и Мартин покажет вам окрестности, пока мы с Лиз будем готовить ужин. Наверное, вы все умираете от голода. Мы быстро управимся. У Брэнка все приготовлено, даже пиво поставлено в холодильник.
Иоганн смотрел на фон Рендта, а тот не сводил глаз с Брэнка, словно тоже собирался написать его портрет. Странный человек этот дядюшка!
– Ну так как же? – требовательно спросил фон Рендт.
– Что именно? – хладнокровно спросил Брэнк.
– Как вас зовут?
Помедлив, Брэнк сказал:
– Слободан.
Фон Рендт расхохотался.
– Действительно трудное имя.
– Да. – И Бранкович посмотрел на него из-под тяжелых, прямых бровей. – На нашем языке оно означает «свободный человек».
Фон Рендт снова громко расхохотался.
– Давно вы в этой стране?
– Я приехал еще до войны.
– Ах так? А ваша национальность?
– Австралиец.
Фон Рендт сделал нетерпеливый жест.
– Попросту говоря, серб?
– Пока я не принял австралийского гражданства, я был югославом.
– Такой нации не существует.
«У старика здесь определенно заскок», – подумал про себя Иоганн.
– Это пусть решает ООН, – ответил Бранкович и улыбнулся.
Его улыбка стерла печать таинственности. Перед ним был просто приятный человек с необычным лицом.
Они ужинали на большой веранде. Элис устроила, как она говорила, «холодный дачный ужин»: устрицы в раковинах, огромный омар, белоснежное мясо которого отливало перламутром на красном фоне панциря, молодой салат, помидоры, огурцы и фрукты: груши, персики, абрикосы – таких больших абрикосов Иоганн никогда не видел. И в завершение – солидная коробка мороженого.
Иоганн ел молча, прислушиваясь к шепоту волн. Над заливом сгустилась тьма, и лишь силуэт высокого горного кряжа прорезал небо цвета бледной лаванды. Сумерки в этом краю не задерживались. После захода солнца темнота наступала сразу, хотя небо на западе еще пылало последним отсветом лучей закатившегося солнца.
Ужин прошел оживленно; фон Рендт не переставая восхищался домом, а Мартин настолько оттаял, что рассказал, как их отец купил этот участок, чтобы было где держать «Керему». В детстве они приезжали сюда на воскресенье и жили в комнатках над лодочным сараем, а потом отец построил уютный четырехкомнатный домик, который и простоял до тех пор, пока Элис не разрушила все, соорудив тут вот этот особняк.
– Неправда! – полушутя-полусерьезно запротестовала Элис. – Я только соединила две маленькие комнатки в одну, расширила веранду, ну и построила спальни внизу.
Все засмеялись, даже Мартин.
– Моя дорогая Элис, все, что вы тут сделали, выше всяких похвал, – заверил ее фон Рендт. – Лучшего не придумаешь.
Элис просияла.
Лиз посмотрела на отца. Мартин что-то говорил через перила веранды Бранковичу и улыбался. По-видимому, Бранкович ему понравился.
И Лиз с облегчением вздохнула. Судя по всему, это воскресенье будет удачным, не в пример предыдущим.
После ужина Элис оставила мужчин покурить, сказав:
– А мы с Лиз пока приготовим постели.
– Не могу ли я помочь? – осведомился фон Рендт.
– Нет, – решительно ответила Лиз. – Вы, Иоганн и папа в бригаде мойщиков посуды. У нас здесь правило: кто готовит еду, посуды не моет.
– Увы, я с этим правилом уже успел познакомиться, как только приехал в Австралию, – печально сказал фон Рендт.
– Но если вы против… – растерянно пролепетала Элис.
– Тетя! – укоризненно заметила Лиз. – Нельзя подавать Иоганну дурной пример! Давайте начнем наш отдых так, как было задумано. К тому же Карл ведь теперь австралиец.
– Однако в присяге, которую я дал, про мытье посуды ничего не говорилось!
– Тогда мы попросим правительство внести в нее этот пункт.
– У нас всего три спальни, – извиняющимся тоном сказала Элис. – Ничего, если мы поместим Иоганна с вами? Или, если он не возражает, его можно устроить на веранде. Лиз обычно спит на открытом воздухе.
– Иоганн мне не помешает. Я так долго прожил в одиночестве, что буду только рад обществу.
Иоганну вовсе не улыбалось слушать храп дяди и его дурацкие, хотя и благожелательные советы, как сделать карьеру в Австралии.
– Спасибо, дядя Карл, но я знаю, что одному вам будет удобней. И если это не доставит лишних хлопот, я предпочел бы веранду. Мне еще никогда не приходилось спать под открытым небом.
– Отлично! – сказала Лиз. – В таком случае помогите мне раздвинуть диван на южной веранде. Эту сторону солнце освещает с раннего утра, оно выжжет вам глаза, прежде чем вы успеете понять, что происходит.
Иоганн скрепя сердце пошел за ней. Слава богу, ему хоть что-то понравилось в Лиз: очевидно, она не принадлежит к числу тех девиц, которые воображают, будто вы будете спать с ними, как только очутитесь рядом с кроватью. Они ему надоели и на пароходе.
– Возьмите с собой фрукты! – крикнула ему вдогонку Элис. – На случай, если рано проснетесь. А захочется пить, заварите себе чай или кофе. У нас здесь царство свободы.
«Ничего себе, царство свободы», – подумал Иоганн, вновь разозлившись, когда Лиз сунула ему в руки постельные принадлежности, проговорив:
– Возьмите москитную сетку, иначе эти твари заживо вас сожрут или утащат и бросят в залив.
Иоганн прислушался к голосу птицы, которая кричала в темноте тоскливым гекзаметром.
– Мо-поук, – объяснила Лиз.
Ему захотелось, чтобы она поскорее ушла.
Глава семнадцатая
Подоткнув под матрац москитную сетку, Иоганн долгое время лежал без сна, глядя на звезды. Где-то над его головой все та же птица монотонно повторяла свой зов. В лицо повеяла теплым ветерком, который принес с собой аромат какого-то цветка, настолько пряный, что у Иоганна закружилась голова.