– Вот так. Мы свернем конец потом, – пояснила она Иоганну. – Это экономит время.
Брэнк тем временем закрепил генуэзский кливер на леере и быстро выбирал кливер-фал.
– Э! Да это что-то новенькое! – воскликнула Лиз, увидев, как он наложил на мачту полтора шлага и зажал под ними петлю кливер-фала.
Брэнк был как будто доволен, что мог чему-то их научить.
– Ну, нового тут ничего нет, – сказал он. – Но стоит только дернуть, и парус упадет. Так же можно крепить и шкоты. И ничего не надо развязывать. Достаточно дернуть – и готово.
– Папа! – крикнула Лиз. – Ты видел, как Брэнк крепит фалы?
– Посмотрю потом!
Брэнк тем временем закрепил шкот кливера.
– Отпусти топенант! – крикнул Мартин, и Лиз его отпустила.
– А зачем? – спросил Иоганн, глядя, как свернутый парус, похожий на толстую колбасу, ползет вверх по лееру.
– Объясню потом, – ответила Лиз. – Брэнк, помочь вам?
Брэнк работал гиком, чтобы поймать ветер, а Мартин переложил руль. Яхта повернула. Брэнк дернул веревку, и, к изумлению Иоганна, большой кливер развернулся, наполнился ветром, и «Керема» стала набирать ход.
– А теперь, когда ты кончила мной командовать, объясни что к чему, – сказал Иоганн.
– Ты прекрасно со всем справился! – И Лиз начала объяснять ему термины. То, что для нее давно уже стало привычным, Иоганну было незнакомо, и ей пришлось подробно растолковывать смысл каждого маневра и назначение каждой снасти.
Брэнк сел на палубе рядом с Мартином, и оба не сводили глаз с парусов. Мартин был очень доволен тем, как стоял новый нейлоновый грот и как работал большой кливер.
– Сделаем длинный галс мористее, а потом к берегу, и, если ветер посвежеет, уберем кливер и пойдем короткими галсами бейдевинд, пока не развернемся.
– А тогда спустим кливер и поставим балун?
– Именно так я и думал.
– Хорошо.
Они повернули на юг, «Керема» стремительно неслась по спокойной глади моря.
Яхта слегка накренилась, теперь стоять было удобней, прислонясь к мачте; Иоганн смотрел, как за бортом уносится назад вода, даря ощущение скорости. Наверное, такое чувство испытывали мореплавателя, бороздившие неведомые моря! Ему доставила большое удовольствие эта мысль, которая словно приносила свободу.
Он никогда не был так близко к океану. Стоило ему только наклониться через борт, и можно было провести рукой по воде, которая разлеталась хрустальными зелеными брызгами. Как написать эту неуемную синеву, переходящую у горизонта в темную зелень, для которой нет названия, а у берегов – в бледно-зеленый цвет бутылочного стекла, если на палитре нет такой синей краски?
– Национальный парк, – сообщила Лиз, указывая на лесистый берег.
Ему не хотелось отвлекаться от своих мыслей. Закрыв глаза, он прислонился головой к мачте; ветер теребил его волосы; он слышал только, как шипела вода и время от времени хлопал парус.
Голос Мартина заставил его очнуться.
– Приготовились, Лиз! Поворачиваем!
И в ту же секунду Брэнк и Лиз в бешеном темпе принялись что-то делать. Замелькали снасти. Брэнк пробежал мимо него.
– Стойте у мачты! – бросил он ему на ходу. – А когда яхта накренится, перейдите на другую сторону.
Иоганн послушно встал с другой стороны мачты, когда яхта повернула.
Через несколько секунд снова воцарились тишина и спокойствие – «Керема» шла к берегу.
О этот пылающий, ослепительный, все преображающий свет! Этот фантастический мир сияющего воздуха и моря, и нет таких красок, чтобы изобразить его. В нем зелень изумруда, синева сапфира и, может быть, еще какой-то живой цвет, который нельзя воспроизвести ни кистью, ни камерой.
– Стэнуэлский парк, – объявила Лиз час спустя. И он увидел, что берег отступает, переходит в долину между гор, над которыми повисла сизо-голубая дымка.
Лиз понюхала воздух.
– Понюхайте, как пахнет лесной пожар.
И этот дым показался ему терпким, как ладан.
Снова команда Мартина. Снова приступ лихорадочной деятельности – и о чудо! Шлепанье воды прекратилось, ветер исчез, палуба выровнялась. Брэнк и Лиз с той же стремительностью убирали генуэзский кливер и уже более спокойно ставили другой парус, – когда он поднялся и раскрылся, то оказалось, что он даже больше, чем прежний.
– Пойдем бабочкой, папа! – крикнула Лиз. – Брэнк будет следить за балуном.
Когда они шли обратно, бриз слегка посвежел.
Они свернули в залив и встали на якорь в тихой воде за мысом Джиббон.
Глава девятнадцатая
«Керема» мирно покачивалась на якоре, а все общество завтракало на палубе.
– Какой чудесный день! – И Карл снова налил себе пива. – Давно я так приятно не проводил время! Наверное, с тех пор, как в детстве ездил к родным на каникулы в Вену.
– Все благодаря Брэнку, – сказал Мартин. – Если бы он не исправил мотор и не приготовил паруса, нам бы никогда не выехать так рано.
– Брэнк – настоящее сокровище! – восторженно подхватила Элис.
– Ты права, – ответил Мартин. – Такие люди, как он, редко встречаются в наши дни.
– С Брэнком нам ужасно повезло, – продолжала Элис серьезным тоном и посмотрела на Карла так, словно ей хотелось добиться от него подтверждения.
Но он глядел сквозь стакан на солнечный свет.
– Прошу извинить меня, но я не разделяю вашего энтузиазма, дорогая Элис и Мартин, – я не могу выразить, как я польщен, что вы разрешаете мне называть вас по имени. Дело в том, что я не выношу сербов. Их надо гнать в шею.
– Ш-ш-ш! – Лиз резко обернулась к Карлу. – Он вас услышит.
– Ничего, – Мартин посмотрел через плечо. – Он в камбузе, а когда там шумит примус, то ничего не слышно.
– Это не имеет никакого значения, сербы народ толстокожий. Я бы сказал, что они стоят на очень низкой ступени развития.
– Перестаньте! – оборвала его Лиз. – Расовые предрассудки – вещь недопустимая.
– Элизабет! – негодующе сказала Элис. – Как можно быть такой грубой с гостем?
Карл улыбнулся.
– Надеюсь, Элизабет извинит меня, если узнает, как пострадала от сербов моя семья во время войны.
– Простите! – спохватилась Лиз, смягчаясь при одном упоминании о страдании. – Конечно, это было ужасно. На фестивале в университете мы видели югославский фильм про войну, и я потом ночи не спала. Вот почему мы добиваемся прекращения этой ужасной войны во Вьетнаме.
– Элизабет, пожалуйста, не надо политики! – взмолилась Элис.
– Вы правы, мисс Элис. Политика может погубить дружбу. – Лицо фон Рендта помрачнело. – Да, моя дорогая Элизабет, эта война была ужасной. Эти… как они там себя называют, югославские партизаны – точнее говоря, бандиты – не останавливались ни перед какими зверствами. Но хуже всего, что они даже здесь, в вашей стране, продолжают свою террористическую деятельность. Наверное, вы читали в прошлом месяце о том, что один из членов нашего клуба стал жертвой их террористического акта: не успел он открыть калитку, как передняя стена его дома взлетела на воздух.
У Элис от ужаса округлились глаза, и она прижала ладонь к губам:
– Боже мой, какой ужас!
– Кто же мог это сделать? – негодующе спросила Лиз. Фон Рендт пожал плечами.
– Полиция утверждает, что она не может найти следов. Но мы прекрасно знаем, кто это сделал.
– Тогда почему вы не сообщите полиции? – спросил Мартин.
– Мы сообщили. Мы заявили, что это дело рук коммунистов.
– Опять эти ужасные коммунисты! – воскликнула Элис. – Их надо всех посадить в тюрьму или выслать в Россию.
– Вы имеете в виду коммунистов-иммигрантов? – спросил Мартин.
– Да, конечно.
– У вас есть доказательства их виновности?
– О, доказательства… Их как раз и требует полиция. Они говорят, что без доказательств не могут принять никаких мер, чтобы защитить нас от террористов! А какие же еще нужны доказательства? – грустно спросил Карл.
– Разве мало того, что они бросают бомбы в дома, где живут люди? – запальчиво спросила Элис.
– Послушай! – возразил Мартин. – В газетах указывалось, что, по мнению хозяев дома, бомба была брошена коммунистами, но для того, чтобы вынести суждение, нужны доказательства, не так ли?