Слова становились все реже и тише, пока он не замолк. Послышалось глубокое мерное дыхание, которое иногда прерывалось скрипом железной койки. Андрей еще несколько минут сидел там же, держась за рану на щеке. Затем, проверив отсутствие кровотечения, пошел на кухню, чтобы принять порцию концентрата. Держа в одной руке пластиковый тюбик, другой он переворачивал страницы дневника и искал новые вопросы и ответы к ним.
27. Туда нельзя!
После двенадцати мозг отказывался воспринимать информацию и мысли в голове настолько спутались, что Андрей решили идти спать. В голове звенели одни и те же слова и фамилии, среди которых он знал только одну — Кузнецов. Заняв свободный матрас, он моментально уснул, но, как и просил Михаил, будильник запиликал в шесть часов. Андрей продрал глаза, потянулся и тут же встал. Его проводник распластался на кровати, выдыхая стойкий запах перегара. Он подошел к двухъярусной кровати и с силой затряс ее, чтобы разбудить пьяницу. Через несколько секунд лежащий мужчина недовольно заворчал, но Андрей не останавливался.
— Да что ты делаешь?.. Прекрати уже!..
— Вставай! Шесть утра! Как ты просил! — со злостью выговаривал Андрей.
— Ну все-все… Встаю…
Андрей отошел на пару шагов и контролировал, чтобы Михаил поднялся. Первым делом тот стал вслепую искать на кровати бутылку и по мере того, как к нему приходило понимание об ее отсутствии, он становился все бодрее.
— Проклятье! Где она…
— Ты вчера ее разбил, не помнишь?
Проводник на секунду застыл, глядя на Андрея, и громко выдохнул. Затем сел на кровать, потирая лицо.
— А что за царапина у тебя на лице?
— Осколком от бутылки.
Михаил вновь замолчал, пытаясь вспомнить предыдущий день.
— Ах, да-да!.. Я еще пнул тебя разок, — сказал он. — Но ты заслужил. Понятливее надо быть.
— С чего это я заслужил?
— Потому что надо делать то, что я говорю, — голос моментально стал злее. — Мы с этого начинали. Или ты забыл?!
— Нет, — после некоторой паузы ответил Андрей, понимая глупость своей обиды.
— Сколько у меня там еще осталось?.. — самого себя спросил Михаил, открыв сумку. Покопавшись там, он кивнул сам себе. — Еще есть, это хорошо. Знаешь, я ведь раньше не пил совсем. Хочешь расскажу, откуда это пошло? Ты ведь любишь все знать, постоянно вопросики задаешь.
— Ну, — ответил Андрей, понимая, что историю он услышал бы при любом ответе.
— В первый свой гигацикл в ликвидаторах пошли мы как-то на зачистку промзоны, — он поднял красные глаза на бледном лице. — А нас всегда учили держать дистанцию, не отходить слишком далеко. В порыве зачистки совсем об этом забыл, отдалился от группы и понял это только когда позади меня возникли твари. Спереди — твари, сзади — твари, повсюду туман и слизь. Я их жгу, они с другой стороны заходят, я туда огнем, они сзади прут. Ты, идиот, пока не окажешься в похожей ситуации, не поймешь, что значит умереть в мыслях. То есть, ты вроде как живой, но уже распрощался со всеми, кого знал. Когда стреляй-не стреляй, уже знаешь, что конец тебе. Я в угол забился, оттуда остатками огня плевал, чтобы уродов отгонять. Индикатор в красную зону перешел. Уже гранату приготовил для себя, — он на несколько секунд замолчал, то ли вспоминая, то ли для пущего эффекта. — Потом отряд мой все же пробился ко мне. Спасли.
— И что? — послышался спокойный голос. — В чем смысл истории?
— А то, что я прийти в себя не мог, даже таблетки не помогали. Мне уже потом рассказывали, что после спасения несли меня под руки до самой казармы, потому что я был полностью без сил. А там влили бухла в рот, чтобы уснул. Я потом три дня пил в лазарете, чтобы забыть этот… смертный ужас. Я только позже понял, почему командир нас за все наши косяки бил кулаками и ногами. Чтобы мы через боль запомнили, что нельзя нарушать приказы. Нельзя нарушать инструкции.
— Я это понимаю.
— Ты если бы понимал, урод, так вчера сразу за мной пошел, а не в бумажки свои полез! — он кричал. — Ты думаешь, мне сильно надо тебя из дерьма вытаскивать? В другой раз я тебе в морду плюну и выпутывайся, как хочешь! Я понятно сказал?!
— Понятно, — сухо ответил Андрей, чувствуя себя школьником.
— С дороги свали! — сказал Михаил, встав с кровати.
Шатающейся походкой он пошел в туалет, бурча себе что-то под нос. Затем вернулся за мешком и переместился на кухню. Пряча взгляд, Андрей последовал за ним, чтобы принять пищу. Михаил, не стесняясь, отрыгивал и, причмокивая, высасывал остатки концентрата, затем залил в себя воды.
— Хорошо! — отозвался он. — Что там в бумажках? Нашел что-нибудь интересное?
— Там все интересное, но не все понятно. В общем, Чернобог — никакой не бог. Звать его Кузнецов Павел Алексеевич.
— Это ты мне вчера уже сказал.
— Он руководил отделом в НИИ. Они проводили эксперименты с каким-то аппаратом. Называется ФУП-4. Слышал когда-нибудь?
— Ни разу. Что это?
— Из записок не ясно. Я так понял, У — это устройство, П — Победоносцева, а 4 — это версия аппарата. Что такое Ф не указано. Ты какие помнишь слова на Ф?
— Фабрика. Фаза, — вспоминал Михаил. — Файл. Факт.
— Надо что-то научное. Эти я сам вчера вспомнил.
— Фрезеровщик! — произнес проводник и комично выпучил глаза. Андрей не сразу понял, что тот кривляется.
— Смешно.
— А что ты хочешь? Я ученый по-твоему?
— Нет, но я думал… — Андрей остановился на полуслове. — В общем, на этот ФУП вроде как большие надежды возлагали. Но я не понял, что он делает. А еще он у них черную слизь выделял.
— Зачем? — Михаил нахмурился. — Ее и так полно.
— Не знаю. Но этот Победоносцев проводил с ней эксперименты, когда был еще человеком. А потом у них авария произошла с аппаратом. Какая — я не понял. Но потом у них начался этот самосбор… — он пытался вспомнить название, — при котором этажи перестраиваются.
— Редемптивный?
— Да! У них пропали выходы из НИИ. И им пришлось остаться там.
— А потом что?
— Не знаю. Но, кстати, Кузнецов у себя в заметках упомянул небо и землю. Что, думаешь, это значит?
— Я откуда знаю? Дай глянуть на тетрадь!
С некоторой задержкой — он подумал о том, что Михаил мог испортить записки — Андрей достал дневник и положил на стол перед Михаилом. Тот, нахмурившись стал читать. Или, вернее сказать, пытаться читать, потому что всем своим видом показывал, что давалось ему это с трудом. Он осилил первую страницу, но на середине второй раздраженно хлопнул обложкой тетради, закрыв ее.
— Чушь какая-то! Ни черта не понятно! Убери ее. Потом, может, почитаю.
— Нам бы туда вернуться. Я хотел еще его записки посмотреть.
— Вернуться… — повторил Михаил, что-то вспоминая. Затем, округлил глаза. — Там же самосбор был!
Он резко поднялся и в несколько шагов оказался возле гермодвери. Приложившись ухом к железу, он пытался определить уровень опасности.
— Что там? — поинтересовался Андрей, встав рядом. — Слышно что-нибудь?
— Как будто-бы нет. Видать, все там осталось.
— Так нам получится туда сходить?
Михаил отстранился от двери, глядя на собеседника исподлобья. Однако в считанные секунды его злость отступила, сменившись каким-то непонятным разочарованием или тоской. Он закрыл глаза и дернул головой.
— Пойдем туда, но аккуратно, — он вновь смотрел на Андрея с ненавистью. — При первой опасности — назад. Ослушаешься — пропадай! Я больше с тобой сюсюкаться не буду.
Через несколько минут они надели противогазы, вышли в коридор и медленно двинулись назад в НИИ. Михаил шел медленно, плавно опуская ногу, чтобы не издавать никакого шума. Андрей пытался ему подражать, но все равно время от времени давал о себе знать то хрустнувшим камешком, то шорохом плотной рабочей одежды. По мере приближения к коридору с ковровой дорожкой, Михаил становился напряженнее. Он часто останавливался, прислушиваясь, и досконально проверял каждое смежное помещение. Повсюду появлялись пятна черной слизи, грибы разных цветов и пыль, в свете фонаря казавшаяся розовой.