Уже в конце второго цикла обучения их отправили на первый настоящий самосбор. Когда действующие отряды проложили дорогу сквозь кишащие монстрами коридоры, оставив позади лишь слизь, в зараженный блок впустили их учебный отряд, вооруженный граблями, огнеметами и очистителями. Со страхом взирая на разлившуюся по полу черную слизь, никто не решался приблизиться к ней первым — густая масса булькала и переливалась будто кипящая смола. Андрей растолкал нерешительную массу сослуживцев и без лишних слов стал равномерно размазывать черную слизь граблями по полу, чтобы другие без труда сожгли ее, а затем убрали оставшиеся следы. После нескольких секунд замешательства к нему присоединились остальные. В последующие учебные выходы его всегда уважительно пропускали вперед, зная, что он не стушуется ни перед кальмарами, ни перед изуродованными мутантами, ни самосборной обезьяной, которая кинулась навстречу перепуганным курсантам.
Андрей пытался забыть о прошлом, но сама жизнь в казарме напоминала о Михаиле — тем, как с ними разговаривали, как все объясняли и оскорбляли в случае ошибок. Как подгоняли их во время тревоги и пинками гнали навстречу самосбору. Как безликие инструктора в противогазах высмеивали и дразнили неопытных курсантов в ответ на их глупые вопросы. Он вспоминал своего проводника и вновь чувствовал режущее чувство стыда за собственную трусость, которая не позволила ему оставить дверь открытой всего на несколько секунд. Из-за этого он шел прямо в гущу опасности. И то, что другим казалось смелостью, на самом деле было проявлением обжигающий совести, которая била в самое сердце острыми уколами. И она же заставляла идти навстречу самосбору то ли в попытке искупиться, то ли найти смерть.
После окончания учебы, занявшей всего два с половиной цикла, всех курсантов раскидали по разным действующим подразделениям, чтобы заполнить дыры в личном составе. В своем отряде Андрей приобрел все ту же репутацию молчаливого и нелюдимого сослуживца, который предпочитал информационные стенды живому общению. Но ему это быстро простили, потому что на боевых выходах он действовал не менее решительно и слаженно, чем во время учебы.
Его первая полноценная тревога произошла всего через час после того, как он поднялся в боевой отряд. В расположении вспыхнула яркая красная лампа и послышался рев из мегафона под потолком. Куча мужиков бросилась облачать себя в толстую резину, затем получать оружие. Через три минуты они уже бодро бежали вниз по лестнице, потом по коридорам мимо перепуганных жителей в сторону самосбора. Перед глазами Андрея стояли серые бетонные помещения и сероватая резина на спинах и головах сослуживцев. Вскоре послышался рык командира, означавший, что они пришли на место. Тут же застрочили автоматы, зашипели огнеметы и заскрежетали грабли по полу. Вооруженный огнеметом Андрей поджигал остатки поверженных монстров и лужи слизи, которая ползала по стенам и полу будто живая. Времени разглядывать, как и боятся не было — он держал дистанцию за головными бойцами и слышал, как позади него работают другие. За тридцать минут они оперативно избавились от всех последствий, уложившись в норматив, и начали усиленное проветривание помещения. Закончив это, командир с несколькими опытными бойцами принялся за поячеечный обход. Андрей с готовым к действию огнеметом постоянно следовал за ними, чтобы в случае опасности пустить оружие в дело. Это было единственным волнительным моментом с тех пор, как он пересек порог ликвидаторских казарм.
В первый раз необходимость ликвидации жителей его миновала. Однако на третий боевой выход ему пришлось переступить через собственный страх. Закончив ликвидацию самосбора четвертого уровня сложности, отряд недосчитался бойца, которому оторвал руку почерневший мутант, совсем недавно бывший местным жителем. Командир начал обход жилых ячеек и уже на пятой гермодвери возникли подозрения относительно ее жителей. Голоса внутри звучали человечески, но в них слышалась какая-то странная ломота и отчаянность. Женщина внутри не открывала дверь, объясняя тем, что заклинило замок. Командир жестом указал бойцам подрывать петли. Установленные заряды одновременно взорвались, разбрасывая по коридору куски бетона и пыль. Железная рама скрипнула, дверь с грохотом упала на пол. Андрей с еще одним бойцом встал напротив открывшегося прохода, где стояла плотная серая завеса. Когда она стала оседать, свет одинокой лампочки под потолком выявил два силуэта, сидевшие в дальнем углу комнаты.
— Покажитесь! Иначе сожжем всю ячейку! — ревел голос командира.
Люди сидевшие внутри игнорировали приказы. Андрей чувствовал свое тяжелое дыхание, направив дуло огнемета на жильцов ячейки.
— Выйти на свет! — кричал командир.
Второй боец рядом нервно переминался с ноги на ногу. Андрей видел черные пятна на коже женщины и синеющие отросток из-за спины сидящего рядом мужчины. Он понимал, что ему предстоит и положил пальцы на спусковую скобу. Его переполнял странный страх, замешанный на чувстве совести, которого он так боялся. Сжечь людей, пускай мутировавших, но сохранявших людской облик, означало переступить черту. Очередную.
— Открыть огонь! — прорычал командный голос.
Загрохотал пулемет, приводя силуэты вдали в движение. Они вздрагивали под ударами пуль. Замешкавшийся на секунду Андрей с ужасом наблюдал за экзекуцией и нажал на скобу, чтобы струя огня, превратившаяся там в сплошное красно-желтое облако, закрыла собой вид жителей ячейки. Не было ни криков, ни стонов, лишь грохот вылетающих пуль и шипение огня.
— Прекратить огонь! Гранаты!
Другой боец подбежал к проему и закинул два снаряда — один на кухню, второй в приоткрытую дверь ванной. Прозвучали взрывы.
— Закончи обработку! — командир указывал пальцем на Андрея.
Тот подчеркнуто кивнул и зашел в ячейку, чтобы сжечь все, что только могло гореть. Через полминуты вся ячейка полыхала — огонь выжигал остатки самосбора. Вентиляция, работавшая на полную мощь, засасывала дым и запахи горевшей плоти. Андрей медленно ступал назад в коридор, наблюдая за результатом собственной работы.
— Не спи! Нам еще весь блок обходить!
Ему нельзя было думать и переживать, поэтому он отошел от горящего помещения и встал позади командирской группы, стараясь занять голову расчетами об остатках горючей смеси в баллоне.
После возвращения в казарму с боевого выхода ликвидаторы редко обсуждали сожженные ячейки и убитых людей. Гораздо чаще можно было услышать шутки на тему того, как смешно бился в предсмертной агонии мутант, или как разметало на куски самосборную женщину от взрыва гранаты. Первое время Андрей с ужасом слушал бездушных сослуживцев и считал себя единственным способным к сопереживанию человеком. Но он очень быстро влился в коллектив морально, так как пришло понимание этой будничной жестокости.
Их отряд, как, наверное, и любой другой, быстро терял своих бойцов. Один из них слишком близко подошел к недобитому остроногу. Другой не отличил лужу черной слизи от детеныша кальмара и тут же за это поплатился. Молодой ликвидатор не нажал во время курок и пара человекоподобных мутантов мгновенно разодрали его на мясо. Еще один отбился от отряда и, когда появился в плотном облаке тумана, стал целью для своих же сослуживцев. За неполные десять циклов их отряд в двадцать бойцов поменялся на треть. Старые бойцы уходили в самосбор, а новые, пускай с небольшой задержкой, понимали, что каждый новый выход грозил им смертью. В таких обстоятельствах безликие резиновые лица со стеклянными окулярами были куда ближе бывших людей в затронутых самосбором ячейках. Именно поэтому новоприбывшие бойцы, среди которых был и Андрей, вскоре нажимали на курок без лишних размышлений.