— Здравствуй, Андрей, — радостно поздоровался командир его отряда. — Как у тебя дела? На поправку идешь?
Ответа не последовало. Пациент лишь слабо кивнул и продолжил смотреть на потолок.
— Мне сказали, что ты еще слаб. Может, даже говорить не сможешь. Но навестить тебя стоило. Ты же настоящий герой. Обеспечил отход остаткам отряда! Пока ты бился наверху, нам удалось отойти до безопасного блока и дождаться подкрепления. А что было там — не вообразить! Самый мощный веерный самосбор, о котором я слышал. Когда мы пришли, там была вторая волна и еще третью застали. Потом еще две накрыло! Представляешь, пять волн! Придется пособия ликвидаторов менять.
Все еще глядя в потолок, Андрей слушал болтовню командира и удивлялся его чрезвычайной разговорчивости.
— С четырех застав отряды выслали. Даже говорят отдыхающие смены привлекали — такой был дефицит людей. Зашли в блоки с семи направлений, а там очередная волна. Отошли, забетонировали выходы, подождали, снова зашли. Я слышал, что даже с верха хотели прислать усиленные штурмовые отряды. Но оставили, потому что на двухсот пятидесятом чернобожники дали о себе знать. В общем, чистили те блоки целых семь часов. Из нашего отряда шесть полегло, еще четверо ранены. Включая тебя. Меня вон тоже посекло, — он показал перебинтованную руку, — но мне отлеживаться нельзя. Поэтому сейчас в казарме жду пополнения. Или переформирования отряда, как получится. Ты как сам, готов вернуться в строй? Кстати твою храбрость отметили! Тебя премировали одним оплачиваемым циклом отдыха! Отлежишься! — с радостью вещал командир. — И еще тебе персонально прислали два килограмма настоящего мяса! Два килограмма!
Командир ожидал ответной радости пациента, но тот сохранял отрешенность от происходящего. Внезапно его губы зашевелились. Андрей решился ответить, но слова давались так тяжело, словно ему надо было взвалить на плечи пятьдесят килограмм железа.
— Мне не надо, — тихо произнес он. — Отдайте бойцам из отряда.
— Похвально! Похвально! — повторил командир с улыбкой на лице. — Так поступает настоящий ликвидатор, — он выдержал небольшую паузу и продолжил уже деловым тоном. — Я ведь на самом деле к тебе еще вот за чем пришел. Мы составляем подробный отчет об этом самосборе и мне требуется уточнить все детали.
Командир достал из сумки толстую тетрадь с твердой обложкой, открыл ее, щелкнул ручкой и принялся что-то читать.
— Просто хочу уточнить. Я отправил тебя наверх с Куровлевым и Рахниным. Они оба в своих отчетах указывают, что, стоя на лестничной площадке, ты отошел от проема и начал прислушиваться к другим этажам. Это правда? — спустя несколько секунд Андрей кивнул. — А что это было? Что ты слышал?
— Ничего, — вновь после небольшой задержки ответил пациент. — Мне показалось.
— Что показалось? — командир внимательно рассматривал лицо Андрея. — Ты слышал голоса? Незнакомые? Знакомые? Друга? Семьи? Сына?
Андрей все это время никак не реагировал на вопросы командира, но тот продолжал опрашивать его, оценивая тонкую мимику подчиненнного. Хоть пациент не произнес ни слова, ответ для командира был более или менее очевиден.
— Ничего не слышал, — соврал Андрей. — Мне показалось.
— Ладно, я понял, — он сделал несколько пометок и продолжил. — Затем я еще хотел уточнить у тебя следующее. Я дал приказ на отход и ты вызвался нас прикрывать. Один боец лежал тяжелораненым на несколько этажей ниже. И согласно его отчету он слышал, как ликвидатор, по всей видимости ты, вел разговор с кем-то прямо во время самосбора. Кто там был еще кроме тебя?
Вновь его глаза впились в лицо пациента, оценивая движение каждого мускула.
— Там никого не было, — пролепетал он. — Ему показалось.
— Может ты сам с собой разговаривал? Не помнишь? — в ответ Андрей мотнул головой. — Тебя дважды ранили. Доктор говорит, у тебя заражение. Может быть, ты бредил? С кем-то разговаривал? — он выждал небольшую паузу. — С кем-то знакомым? С близким человеком?..
Губа Андрея подернулась. Он усердно пытался не показывать эмоции, но глаза его выдали — в уголках появились маленькие блестящие капли.
— Ну ладно, на этом можно закончить, — командир сделал запись и закрыл тетрадь. — Хотел тебя еще про ранения спросить, но это подождать может, — затем он вновь радостно затараторил. — Ранения, говорят, не смертельные и тебя поставят на ноги в самое ближайшее время. Отравление тоже минимизировали, поэтому ждем тебя в отряде. Нам опытные бойцы вроде тебя сейчас как никогда нужны. Я с комзаставы общался утром, так вот он говорит, что тебя могут на повышение послать. Показал ты себя хорошо. Я бы даже сказал, отлично! Поэтому поправляйся! Тебе, может, принести что-нибудь? Или сделать что надо? М?
Мужчина лежал несколько секунд молча, затем слабо пожал плечами и мотнул головой.
— Ничего не надо. Спасибо.
— Ну ладно! Не буду тебя отвлекать от отдыха! Ждем тебя в строю!
Командир слегка похлопал Андрея по ноге, широко улыбнулся, встал и вышел. Вскоре появился доктор и принялся совершать свои малопонятные манипуляции — он трогал разные части тела, иногда похлопывал, покалывал и постоянно задавал вопросы. Андрей лишь кивал или слабо мотал головой. Сил на новый разговор, даже в роли слушателя, у него совсем не было. Речь врача постепенно становилась все тише и тише. Мужчина погрузился в глубокий сон.
Он провел в медблоке еще трое суток. Его раны затягивались, общее состояние возвращалось к норме и в целом Андрей чувствовал, что жизнь возвращается к нему, хоть он и чувствовал себя еще очень слабо. Затем утром к нему пришел лечащий врач и объяснил, что ввиду большого потока нуждающихся в медицинской помощи, им приходится выписывать пациентов раньше положенного срока. Он предоставил ему справку о необходимости провести еще трое суток в состоянии покоя у себя в ячейке. Вдобавок к этому врач предоставил ему наградной лист от ликвидаторов с возможностью отпуска в течение полного цикла после окончания лечения. Андрей молча разглядывал эти бумажки, думая о том, чем ему можно было занять эти десять суток. Ему выдали новый комплект стандартной рабочей формы, вернули ботинки, ключи от жилячейки и выдали пакет с усиленным пайком, а также набор талонов на питание. Неразговорчивая медсестра проводила его до выхода из медблока и даже не показала, куда идти дальше. Сжимая в руке пакет с едой, он зашоркал вдоль по коридору в неизвестность.
Ориентируясь по информации на стенах, он добрался до своего блока всего за полтора часа. Некогда родной коридор стал казаться еще более чуждым и неприятным. Хотя он поймал себя на мысли, что эти чувства могли быть вызваны отсутствием защитного костюма и оружия. Он слишком привык смотреть на мир через линзы противогаза и прицел оружия. Сейчас же он был слаб, подавлен и чувствовал себя особенно уязвимым. Если бы на его пути в блок произошел самосбор, то он бы, скорее всего, даже не смог добежать до убежища. Хотя ему на самом деле было все равно.
Перед тем как зайти Андрей внимательно осмотрел свою гермодверь в надежде найти записку от соседа или кого-нибудь еще. Он наклонился к металлическому полотну, думая, что бумажка могла быть маленькой или ее упрятали слишком основательно. Однако даже повторный осмотр ничего не дал. Разочарованный Андрей открыл ключом жилище, зашел внутрь и закрыл замок.
С его последнего пребывания дома ничего не изменилось. Всё стояло на своих местах и открытые шторы давали возможность видеть неказистую картину на стене. Он уронил пакет, просто разжав пальцы, дошел до дивана и медленно опустился на него. На душе было так же пусто, как и в ячейке. В голове стоял шум из обрывков самых разных мыслей, которые облачались в тонкую скорлупу воспоминаний о последнем бое. Он не мог вспомнить, когда говорил с сыном — до или после ранения. Было ли это результатом отравления или Коля действительно пришел к нему, общался с ним и даже пообещал прийти еще раз. Все это казалось таким одновременно близким и далеким, выдуманным и реальным, что Андрей почувствовал тошноту. Комок медленно подкатывал в горлу и мужчину заторопился в туалет. Там он сел на колени перед унитазом и его вырвало остатками непереваренного коцентрата на завтрак из медблока. Он оставался в таком положении еще несколько минут, чувствуя противные позывы в животе.