— Это значит, — тяжело начал Андрей. — Что у меня нет мнения.
— Конечно, есть. Вы ведь не просто так рисковали, притащив это в библиотеку, — на лице промелькнула улыбка. — Ладно, поменяем вопрос. Переформулирую постановку. Что вы оттуда узнали, Андрей Викторович?
— Не надо больше пожимать плечами! — властно скомандовал ликвидатор Георгий. — Что узнал оттуда, говори!
— Что было НИИ, — негромко начал Андрей, чувствуя возрастающую дрожь, — что там разрабатывали какое-то устройство. Была авария, после которой стала появляться слизь. И происходили редемптивные самосборы.
— И все? — Константин Павлович улыбался все сильнее.
— Я так понял, — он сделал паузу, — что до этой аварии ни слизи, ни самосборов не было. Начались они только после нее. Я прав? — он поднял взгляд.
— Прав! Ты все верно понял! — он выглядел таким счастливым, будто готов был захлопать в ладоши от радости.
— И гигахруща не было?
— Не было! Гигахруща не было! — все в той же радостной манере ответил мужчина в костюме.
— А что было до него?
— А вот что было, — Звездин повернулся на стуле, чтобы указать рукой на картину на стене. — Была земля, небо. Было солнце. А еще там были, — он полез в портфель, достал оттуда сложенный лист бумаги и приложил его к зеленой полосе, — дома! Из бетона. В пять-десять этажей, где жили люди. И без всяких там самосборов и чудовищ. Я помню в детстве жил на самой окраине города и по утрам открывал шторы — стоили они сущие гроши, не то, что сейчас — а там такой же вид из окна. Только дома еще стоят вот здесь, здесь и здесь, — он перемещал листок бумаги по рисунку, показывая расположения домов.
— Значит, небо и солнце существуют?
— Конечно, существуют. Как я или вы или вот это все, — он обвел рукой комнату. — Знаете, как до них добраться?
— Надо найти выход из гигахруща.
— А как это сделать? Где найти выход? — Звездин улыбался, наблюдая за реакцией Андрея. Но не дожидаясь ответа, он продолжил сам. — Такой простой вопрос, на который невозможно дать простой ответ. Ну а возраст гигахруща уже вы знаете? Люди обычно спорят между тысячью гигациклов и вечностью. Вы какой версии придерживаетесь?
Тяжело глядя исподлобья, Андрей смотрел на собеседника, чувствуя, как в нем поднимается злость.
— Что молчишь? — грубо кинул ликвидатор.
— Шестнадцать гигациклов, — тихо произнес Андрей, затем процитировал. — Наша вселенная — ровесник моего сына.
— Ха-ха! — внезапно залился смехом Звездин. — Я даже могу предположить, кто вам это сказал. Такой пафос часто присущ Кузнецову! Вы ведь понимаете, о ком я?
— Чернобог, — сквозь зубы произнес Андрей.
— Верно, Черный Бог! Простому человеку сейчас не объяснить, что это божество было когда-то простым научным работником.
— Простым?
— Ну, не совсем простым. В пику своей профессиональной карьеры возглавлял целый отдел засекреченного НИИ. Очень перспективный был молодой человек! Золотая медаль в школе, красный диплом в университете, кандидатская за год, докторат всего за три. Разгрызал гранит науки, словно тот был сделан из слегка зачерствевшего хлеба! Мы даже думали называть бетоноядных червей в его честь, но потом как-то передумали. А какой красавец был, вы видели его фото? Сядьте поближе!
Партократ открыл портфель и стал там рыться. Андрей медленно пододвинул табуретку к столу и сел так, чтобы находиться на удалении от Георгия и в то же время видеть его боковым зрением. На столе появилось фотография Кузнецова, которую Андрей уже видел — на ней атлетически сложенный мужчина стоял возле железной палки с дисками.
— Тяжелой атлетикой занимался, — комментировал Звездин. — Кучу разных соревнований выиграл. Тренера на него смотрели так же, как смотрели женщины, — он усмехнулся. — Все хотели, чтобы Кузнецов принадлежал только им. А ему хоть бы хны — его по-настоящему интересовала только наука. Или то, чего с ней можно было добиться. Славы. Величия. Общего признания. Однако, я уверен, что выше руководителя отдела он бы не смог подняться при всех его регалиях.
— Почему? Ему же получилось стать богом, — Андрей попытался вложить в слова иронию, но получилось не очень хорошо — он чувствовал, как предательски дрожит голос.
— Богом в каких-то моментах быть проще, чем ученым, — с серьезным лицом ответил партократ. — Наука — дело не индивидуальное. В ней работают сотни и тысячи. Надо знать, как найти подход к людям и организовать работу. А Кузнецов хотел, чтобы все бросались ему под ноги и не смели перечить. Даже тогда, когда он был определенно неправ. А вот в собственной церкви — другое дело. Он, мне кажется, быстро понял, что наука была для него лишь мостиком к вождизму. Человек пришел к своей мечте, — он расплылся в улыбке, — стал богом.
— А вы? — спросил Андрей, вызвав замешательство собеседника.
— Что я? — с искренним удивлением произнес Константин Павлович.
— Вы тоже стали богом?
— Ха! Очень интересно, — он посмотрел на Георгия. — Я похож на бога? К вашему сведению боги не ходят в костюмах с портфелем в руке.
— Зато они ходили в белых халатах, когда создавали этот мир, — Андрей пытался унять в себе злость, из-за чего его голос звучал тихо.
— А, вы об этом, — мужчина закивал. — Очень символично, конечно. Но мне как-то скромность не позволяет называть себя богом.
— Почему? — он чувствовал, как смелел. — Вы на него очень похожи. Бог гигахруща. Вас многие таковыми считают.
— Ну право, — Звездин отмахнулся. — Звучит как первосортная пошлость.
— А как вас можно называть?
— Вы о моей должности? Вообще предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени и отчеству. Этого вполне достаточно.
— Нет, — он дрожал все сильнее. — Как называть человека, который создал этот мир? Гигахрущ, самосборы? Ведь вы, получается, Бог?
— Вы думаете, что это я его создал?! — он приложил руку к груди.
— Записи Ярославцевой вполне определенно об этом говорят…
— Ничего определенного они не говорят, — перебил его Звездин, отмахиваясь.
— О том, как вы прибыли в НИИ, — продолжил Андрей. — О том, как там начались аварии и проблемы с образцами. О том, что вы вмешивались в работу всех сотрудников. О том, что вы саботировали главные испытания, из-за чего возникло всё это.
Константин Павлович с усмешливой гримасой позволял Андрею выговориться, чувствуя, как в том нарастала агрессия, и иногда посматривал на Георгия. Выговорившись, хозяин ячейки замолк, весь при этом дрожа.
— Вы закончили? — спокойно поинтересовался Звездин.
Вместо ответа хозяин ячейки неожиданно вскочил, выхватив из-за пояса пистолет, и направил его сначала на ликвидатора, затем на партократа.
— Если дернетесь, убью обоих! — прорычал Андрей, переводя прицел с одного мужчины на другого. — Двинуться не успеете!
— Ты что это придумал, урод? — произнес Георгий, все еще держа руки на спинке дивана. — Хочешь, чтобы я тебе этот ствол в жопу засунул?
— Георгий Максимович, прошу вас, не стоит опускаться до такой грубости! — партократ совсем не звучал испуганным или взволнованным. — У Андрея Викторовича восстановительный период, нервишки расшатаны, вот он и чудит.
— Ты думаешь, твой портфель защитит тебя от пули, мразь? — палец скользил по курку. — Пуля для тебя будет слишком легким наказанием. За то, что ты сделал.
— А что я сделал? — Звездин развел руки, примеряя на лице маску невинности.
— Создал гигахрущ! Совершил саботаж в НИИ! — закричал Андрей, чувствуя, как ярость полностью охватывает его.
В дверь послышался стук и приглушенные голоса.
— У нас все нормально! Можете не волноваться! — закричал партократ, затем понизил голос. — А вы, Андрей Константинович, опустите, пожалуйста, пистолет, пока кого-нибудь не подстрелили.
— Опусти пистолет, урод, — зарычал Георгий, — пока я сам тебя не грохнул.
— Георгий Максимович, пожалуйста. Вы ведь знаете, что убийство в данном случае будет для нас не самым лучшим вариантом. Как и моя смерть станет для Андрея тупиком. Ведь он не узнает ничего нового.
— Узнаю что? Очередную ложь? — Андрей дрожащей рукой переводил пистолет с одного на другого.