Присутствовавшие на собрании наблюдали за тем, как меняется выражение лица Андрея. Некоторые даже подловили себя на мысли, что Звездин поступил неправильно, упомянув смерть ребенка. Возбужденная радость надежды постепенно сменилась подавленностью и скорбью в глазах. На несколько секунд в них вдруг загорелась непонятная искра и Андрей даже открыл рот, думая что-то сказать, но оглядел помещение и предпочел молчать.
— Я так понимаю, что мне можно продолжать свое выступление? — нарушила тишину женщина-ученый. — Тем более, мне осталось недолго.
Она еще минут двадцать делилась всем необходимым, что могло помочь Андрею войти в курс дела. И хотя он пытался слушать ее, в голове металась та самая мысль, которую он постеснялся озвучивать. Он все ждал, когда Наталья Георгиевна сама, может быть, дойдет до нее в своей речи, но этого не произошло. Когда она закончила свою часть и заняла свое место, Звездин встал и огласил обеденный перерыв. Собравшиеся стали подниматься со своих мест, попутно обсуждая вопросы науки о гигахруще. Андрей же повернулся к Наталье Георгиевне и выжидал момента, когда сможет с ней поговорить. Та собрала свои бумаги со стола и положила их в папку, затем направилась к выходу. Глядя на Звездина, который обсуждал что-то с парой ученых, Андрей незаметно от него последовал за женщиной. Он нагнал ее на ближайшем повороте.
— Наталья Георгиевна! — он схватил ее под локоть, чтобы та остановилась.
— Да, что такое? — она удивленно посмотрела на гостя НИИ.
— У меня к вам есть вопрос… — смущенно произнес Андрей.
— Так что же вы не спросили сразу? Я бы ответила сейчас, но голодна, честно признаться.
— Позвольте я провожу вас? Мой вопрос личного плана.
— Ну что же, тогда пойдемте со мной. Расскажите по ходу.
Радостный Андрей встал сбоку от женщины и последовал вместе с ней по коридору.
— Так что у вас за вопрос?
Теплые эмоции на душе моментально сменились смущением. Андрей столько раз объяснял суть проблемы, но каждый раз ужасно смущался.
— Мой сын пропал много циклов назад, — стараясь говорить негромко, начал мужчина. — Он открыл дверь во время самосбора. Но мне кажется, что он не умер. Потому что я слышал его несколько раз. Он приходил ко мне во время последующих самосборов. И мне кажется, что он не умер. Что он жив. Мой сын Коля разговаривал со мной. Не просто говорил, а отвечал на вопросы. Понимаете?
Женщина внимательно слушала Андрея, но когда тот закончил, он подняла на него удивленные глаза.
— Разве вы не слышали про иных? Ведь это один из классических вариантов. Погибший человек подхватывается фрактальными волнами и впоследствии его голос может звучать во время самосбора. Это обманка. Крючок, на который цепляют сентиментальных жителей.
— Я понимаю, да, — чувствуя дрожь в голосе, ответил мужчина. — Но понимаете, я не просто слышал его из-за гермодвери. Коля, мой сын, разговаривал со мной до самосбора. И предупреждал меня о его начале. И знаете… — он несколько секунд боялся озвучить ученому. — Я даже видел его.
— Видели, да? — его спутница взглянула на мужчина и поправила очки. — И как это было?
Поначалу Андрей шел молча, думая, что она принимает его за сумасшедшего. Они вышли на лестницу и стали подниматься. Спустя полминуты она взглянула на него снова.
— Ну? Вы что, не помните?
— Я помню, — он мотнул головой. — Прекрасно помню. Мы выдвинулись на самосбор. Я в составе отряда ликвидаторов. Мы уничтожали один самосбор, но он оказался веерным и нам пришлось отступать. Я услышал его голос. Он сказал мне дождаться его. Мой сын говорил со мной, понимаете? Я вызвался прикрывать отход и остался один на лестнице. Вот точно на такой же. Стоял там и ждал сына, — он указал рукой на площадку и взглянул на спутницу. Та, казалось, внимательно его слушала. — И началось такое свечение. Яркое, желтое. И в этом свечении появился мой сын. Я говорил с ним, как сейчас говорю с вами. И он рассказал мне о том, что сейчас… Как бы это сказать? Что он…
— Живет в другом мире? — предположила женщина.
— Да, точно. Что он живет в другом мире. И что там хорошо. Что там нет страданий, боли. Что он ничего не боится. И еще он сказал, что там его мама. Моя жена. Какой-то другой мир, более лучший. И мой сын там. Он пообещал прийти ко мне еще раз.
— Я понимаю, — она кивнула и указала на проход. — Нам сюда.
Они покинули лестницу и двинулись по коридору в сторону жилья Натальи Георгиевны. Она почему-то ничего не говорила.
— Что вы думаете об этом? — вновь заговорил Андрей. — У вас есть какие-то предположения? Где мой сын?
— Это очень интересный вопрос, — не глядя на него ответила женщина. — Но мне неудобно говорить на ходу. Я приглашаю вас к себе на обед. А заодно расскажу, что мне известно.
Мужчина поймал себя на мысли, что ощутил ту неописуемую радость, словно стал на один шаг ближе к сыну. И хоть он пытался отогнать это чувство, вспоминая слова Звездина, радость никак не хотела отступать.
Вскоре они добрались до ячейки Натальи Георгиевны. Жилое помещение казалось точной копией того места, куда поселили Андрея. Единственными отличиями были цвет ковра и наличие двух шкафов вместо одного. Он тут же вспомнил недавно прослушанное выступление. Хозяйка пригласила Андрея на кухню и они расположились за столом. Вскоре она поставила туда две тарелки с подслащенным концентратом и кружки с грибным чаем. Пока она молча ели, мужчина боролся с сильным желанием прервать обед своими вопросами.
Когда тарелки опустели, женщина отхлебнула чая и к счастью Андрея начала говорить.
— То, что вы поведали, мы слышали уже не раз. К сожалению, какому-либо научному анализу подобные истории подвергать невозможно. Это все остается на уровне личных рассказов, понимаете? — в ответ мужчина помотал головой. — Ну как вам объяснить? Мы можем собрать черную слизь и вычислить ее объем. А вот поговорить с призраками вернувшихся из небытия у нас не получается. Мы, конечно, имеем задокументированные рассказы очевидцев, но не более того. Я это все говорю к тому, что какой-то научно обоснованной информации здесь еще меньше, чем о том, что я говорила раньше. Вы понимаете?
— Понимаю. Теперь понимаю.
— Этим вопросом заинтересовался Патрушев. К большому сожалению, его здоровье дало слабину и он скончался вскоре после того, как стал размышлять по поводу таких встреч. Материал крайне ограниченный, честно признаться. И вам бы, конечно, поговорить с Патрушевым, но увы, — в голосе послышалась грусть.
— А вы что знаете? Где может быть мой сын?
— Совсем немного, — она сделала паузу. Затем вдруг поменяла тему. — Скажите, Андрей Викторович, вы меня не помните?
— Нет, — удивился Андрей. — Я должен вас помнить?
— Скорее нет, чем да. Я ведь работала в научном городке еще в том мире, до аварии. Правда не в вашем НИИ, но смежном. И Звездин даже показывал мне фотографию, на которой вы и я стоим среди других ученых.
— Значит, вы были на испытаниях в момент аварии?
— Нет. Конечно, нет, — она слабо улыбнулась. — Я работала в другом НИИ. И потеряла память наряду с подавляющим большинством всех тех, кого захлестнул ФУП. Все же удивительно, как Звездину и десятку других ученых удалось поставить на ноги всю работу. Ведь они восстанавливали и организовывали функционирование НИИ и в целом властных структур буквально с нуля. Я была одной из тех, кому очень оперативно восстанавливали память. И мы в первую очередь работали над тем, чтобы выявить причину сбоя. И по возможности устранить все те последствия, которые вы вызвали.
— Я? — глупо переспросил Андрей. — Вы уверены, что я?
— Конечно, вы, — спокойно ответила женщина. — Звездин ведь рассказал вам все.
— Рассказал. Но я ничего не помню. Тот мир я совсем не помню, — суетливо оправдывался Андрей.
— Успокойтесь, пожалуйста, — на ее лице вновь появилась слабая улыбка. — Я не обвиняю вас.
— Тогда к чему вы это все говорите? — нахмурившись, спросил Андрей.