— Я просто вспомнила первые дни этого мира. Когда старый мир вдруг рухнул, оставив нам лишь жалкие осколки прежнего. И мы порой сами могли выбирать, какие из них лягут в основу чего-то нового, — она погрузилась в воспоминания. Потом вдруг засмеялась. — Звездин — настоящий воинствующий материалист. Он запрещал какие-либо упоминания религии и разных идеалистических учений, потому что стремился построить этот мир на полностью научной основе. К его сожалению, был товарищ Кузнецов, быстро основавший свою собственную религию. Да и в других частях гигахруща стали появляться мистические учения. Такова, наверное, природа людей. Тогда Звездин и рассказал мне о том, что некоторые учения здесь, в гигахруще, самым удивительным образом повторяли религиозные учения из того мира.
Она отпила из кружки, которая становилась все холоднее. Андрей внимательно слушал рассказ женщины.
— Константин Павлович рассказал мне о тех, кто поклонялся человеку, которого прибили к деревянному кресту. Этот мученик по имени Иисус Христос рассказывал людям о том, что есть несколько миров. В одном люди живут временно и постоянно страдают, болеют, бояться. Умирают в муках. Этот был тот самый мир, в котором Иисус проповедовал свое ученье. Он говорил о том, что грешники попадут в еще более жуткий мир, где страдать придется бесконечно. Название тому миру — ад. Понимаете, к чему я? — она подняла уставший взгляд.
— Нет, честно признаться. Не понимаю.
— Иисус рассказывал еще о третьем мире, который он назвал раем, — ничего не поясняя, продолжила она. — Это то место, где нет ни боли, ни страха, ни страданий. Куда уходят праведники. И живут в том мире вечно, но уже пребывают в постоянном блаженстве, радости.
— Это же просто сказки. Такие же, как у Чернобога. Как это относится к моему сыну?
— Патрушев чувствовал, что близится его смерть и стал сентиментальным. Вспоминая ученье Христа, он стал задаваться вопросом, куда попадет после смерти — в ад или рай. Плохой мир или хороший, — она вдруг улыбнулась. — Как-то раз он стал рассуждать при мне, что в аду живут черти, чудовища, монстры. Там постоянно кипит смола на манер нашей черной слизи. И людей бесконечно сжигают за их грехи. Прямо как ликвидаторы сжигают мутантов. Старик Патрушев предположил, что мы уже в аду, значит ему только в рай. А я лишь в шутку сказала, что адом наше место быть не может, потому что черти приходят к нам очень ограниченно в рамках времени и пространства. Через несколько дней он разработал новую гипотезу и даже предложил сделать меня соавтором. Он предположил, что фрактальные трансформации происходят не только в трех привычных измерениях и четвертом временном. Но есть еще несколько измерений, существующих параллельно нашему, которые тоже являются продуктом ФУПа. Самосборы — это те критические моменты, когда фрактальные волны разных миров сходятся в одной точке. И таким образом возникают проходы, через которые существа из того мира приходят к нам. А мы, люди, можем попасть в другие миры через те же проходы. Скажем так, происходит взаимообмен.
— И что? — спросил Андрей, хотя чувствовал, к чему клонит собеседница.
— Если верить идеям Патрушева, то ваш сын ушел в лучший мир. Как вы сами сказали, туда, где нет боли, страха и страданий. Он живет в таком месте, о котором все мы можем только мечтать.
— Получается, он жив? — с надеждой в голосе спросил Андрей.
— Он жив вот здесь, — она вдруг ткнула его костлявы пальцем в грудь. — Он жив в вашем сердце. Но вот здесь, — он слегка постучала его по голове, — вы должны четко понимать, что вашего сына больше нет. В этом мире он умер.
— Значит, я могу попасть к нему? Если моя жена там, и мой сын там? — вслух рассуждал он, совершенно не понимая, к чему та клонила
— Вы? Попасть в рай? — она усмехнулась. — После того, как заточили двадцать миллиардов человек в бесконечном бетонном лабиринте?
— Но я не помню… — начал он.
— Перестаньте! — неожиданно грубо вдруг прервала она. — Просто подумайте о том, сколько хорошего и сколько плохого вы сделали за свою жизнь. И попытайтесь взвесить. Вот тогда и поймете, что вас ждет после смерти.
На кухне воцарилась тягостная неприятная тишина. Андрей сначала с неприязнью смотрел на старую женщину, но потом ему в голову стали прокрадываться мысли о собственных деяниях.
— Хотя будь моя воля, — начала Наталья Георгиевна, — я бы оставила вас здесь, в гигахруще, навечно. Но так, чтобы вы всегда были один. Чтобы вас всегда преследовали монстры и нужда. Чтобы вы каждый день и каждую секунду страдали оттого, что переживают все обитатели гигахруща. Но чтобы в то же время вы всегда ощущали близость сына и надежду, что он к вам вернется. Тешили себя мечтами, — она полминуты молчала. — Хотя это все уже так. Осталось придумать, как заставить вас существовать здесь вечно.
У него не было желания перебивать женщину, но Андрей чувствовал жуткую несправедливость из-за того, что на него навешивают всю ту дикость, что постоянно творилась в гигахруще. Ощущая кипящие внутри чувства, он думал было воскликнуть или даже закричать, что не помнил ничего из прошлого мира, и они не имели права его обвинять. Но почему-то не нашлось сил выдавить из себя хоть слово.
Наталья Георгиевна взглянула на часы.
— Через двадцать минут закончится перерыв. Вы сможете дойти сами?
Он молча поднялся и направился к выходу, чувствуя, как от переживаний кружиться голова. Уже стоя возле двери, он непривычно громко обратился к хозяйке.
— За что вы меня так ненавидите?
— В том мире у меня остались муж и двое детей, — донесся слабый голос хозяйки. — Которых я никогда не увижу. Так что, считайте, вам повезло.
— Почему?
— Потому что вы хотя бы изредка видите своего сына.
Безмолвный Андрей еще некоторое время стоял, держась за ручку, и думал о разговоре с женщиной. Затем открыл гермодверь и направился обратно в зал собраний.
45. Завод по производству сырья
Андрей вернулся одним из первых и занял свое место. Из угла на него смотрел Звездин с таким видом, будто знал о разговоре, который произошел между ним и Натальей Георгиевной. Та подошла за пять минут до начала второй части собрания и внешне себя никак не проявила. Она молча зашла, села за стол и достала записную книжку с ручкой. Андрей изредка поглядывал на нее, но общаться с ней больше не хотел. Он все думал о том, в чем обвинила его она, а до этого Звездин, и никак не мог согласиться с тем, что на него вешали такое громадное преступление. Он вновь стал думать о том, что партократ его обманывает, смеется над ним и ведет куда-то, а куда — одному ему известно и понятно. От навязчивых мыслей стала быстро пухнуть голова, но начало второй части немного его спасло.
Он пытался вслушиваться в речь очередного выступающего, который на этот раз говорил о местоположении тех самых точек, чьи координаты так требовал Макар. На экране проектора возникла карта нижних этажей гигахруща с ярко красными отметками различных частей разбросанного по разным местам НИИ. Худощавый молодой человек, чье имя Андрей прослушал, пытался объяснить не только сложность их поиска и определения координат, но и того, как добраться до самого ФУПа, лежащего где-то в недрах необитаемой зоны. К данному моменту было известно точное положение трех из них, но требовалось узнать еще минимум пять, чтобы иметь возможность указать на карте искомую точку. Андрей пытался сосредоточить внимание на монологе выступающего, но постоянно соскальзывал на мысль о сыне и несправедливых обвинениях в свой адрес.
Следующим к проектору вышел мужчина с черными усами и густой шевелюрой. Его имя Андрей тоже прослушал, как и тему выступления, потому что никак не мог оторваться от навязчивых дум. Однако в какой-то момент стал переживать то самое чувство, когда ему казалось, что он знал то, о чем никак не мог знать. Глядя на экран, он видел схематичное изображение какого-то устройства и почти сразу понял, что видит фрактальную установку Победоносцева. Андрей тут же позабыл, что его только что тревожило, и стал внимательно слушать выступление ученого. Тот сначала давал общее описание, предназначение и характеристики устройства, затем прошелся по основным принципам его работы. Выступающий относительно часто менял слайды, демонстрируя разные планы и отдельные части установки. Его речь заняла меньше часа и когда мужчина собрался занять свое место, Андрей разволновался, думая о том, что можно было спросить.