Лабарту привел меня в дом обычный для еврейского квартала – двухэтажный, с плоской крышей. Внутри было прохладно и чувствовалось, что хозяева еще не успели по-настоящему тут обосноваться. Дом казался пустым, и наши голоса отдавались гулким эхом.
Мы сели, и Шай поставила кувшин на стол. Я ждал, что скажет хозяин Иудеи. Но тот не торопился: разлил вино по чашам, произнес приличествующие случаю слова. Вино было густое, чуть терпкое на вкус, не разведенное водой. Но вампиру не так-то легко опьянеть, и потому я мог наслаждаться напитком, не думая о последствиях.
Я смотрел на Шимона. Тот осушил чашу одним глотком, жадно, и в глазах у него был блеск сдерживаемой жажды.
– Долго еще? – спросил он, повернувшись к Лабарту.
– Нет, – ответил тот и взглянул на меня. – Скажи, много ли таких как мы в Александрии?
Я закрыл глаза и вспомнил всех, по именам и кварталам.
– Было восемь. Но о двоих я давно ничего не слышал.
– И ты не боишься? – продолжал Лабарту. – Не боишься нарушать правила города, в котором живешь?
– Если бы все восемь объединились, стоило бы бояться, – согласился я. – Даже если бы объединились трое. Но каждый сам по себе. И я обхожу их стороной.
Лабарту кивнул и вновь повернулся к своему обращенному.
– Скажи мне, Шимон... Если бы ты стал искать жертву в этом городе, куда бы ты пошел?
– В гавань, – не задумываясь, ответил Шимон. – Там много людей, но есть, где укрыться. Если бы я искал жертву, я отправился бы туда прямо сейчас, пока светит солнце и народ толпится на пристани, и без труда вернулся бы до заката.
Лабарту улыбался, слушая ответ. Разговор был похож на привычную игру в вопросы и ответы.
– Хорошо, Шимон, – сказал Лабарту. – Иди.
Шимон встал, поклонился и вышел. Не медлил ни секунды. Я мог понять его – жажда не станет ждать.
Но вот хозяин Иудеи... Так просто отпустил своего обращенного, одного, в чужом городе. Настолько уверен в его силах? Или в своих? Но спрашивать не следовало, и я промолчал.
Лабарту заговорил сам.
– Что скажешь, если порядки в Александрии изменятся? Станут такими, как в других городах?
Я понял, что он задумал забрать эту землю себе.
– Я хочу жить здесь и пить кровь, – сказал я. – И не только в своем квартале, а по всему городу. И если хозяин Александрии даст мне такое право, я буду рад и поддержу его власть.
Лабарту слушал меня внимательно, не перебивая, и потому я продолжил:
– Хозяин рассказывал мне, как это бывает в других землях, и сокрушался, что в Египте не так.
– Кто твой хозяин? – спросил Лабарту.
– Шалем из Цура, – ответил я.
Лабарту покачал головой. Моего хозяина он не знал.
Позже я рассказал ему про Шалема. Но не в тот день. Рана была еще слишком свежа, и мне тяжело было вспоминать хозяина. Он умер совсем недавно.
Чтобы отвлечься от воспоминаний, я пристальней взглянул на собеседников.
Они сидели рядом, и с первого взгляда их можно было принять за брата и сестру. Оба юные, темноволосые, в еврейской одежде... Но стоило приглядеться, и сразу видно, что родства между ними нет. Все – и взгляды, и движения, и слова, – говорило о том, что между ними связь совсем иного рода.
– Восемь пьющих кровь... – Лабарту говорил, глядя на меня поверх чаши. – Как их найти?
Тогда я рассказал ему все, что знал о демонах Александрии.
Хозяин Иудеи задавал вопросы, а Шай слушала молча, но, когда я договорил, она поднялась и сказала:
– Я найду их всех и созову в условленное место.
Мы решили, что лучше всего назначить встречу за складами старой гавани. Шай завернулась в накидку и покинула нас. Выскользнула за дверь, неслышная, словно тень.
Я спросил:
– Ты не боишься отпускать их одних?
– Нет, – ответил Лабарту, и я вновь с удивлением понял, что его нисколько не задели мои слова. – Шимон очень сильный, хоть и безрассудный порой, а Шай – лучшая из лучших.
Услышав это, я решил, что нечего бояться, и задал вопрос, который давно уже вертелся на языке:
– Она твоя?
– Я ей больше не хозяин, – так он сказал. – Она уже давно свободна от моей власти.
Но разве это ответ? И я продолжал настаивать:
– Но все же принадлежит тебе? Она твоя женщина?
– Выбор только за ней, – отозвался Лабарту. – Она сама себе хозяйка и я не вправе приказывать ей.
Но по голосу я понял его чувства, и решил, что хоть и красива эта девушка, я не попытаюсь прикоснуться к ней, чтобы не обидеть хозяина Иудеи и не причинить ему боль.