А потом он вновь стал расспрашивать меня про Александрию, и так мы пили вино и разговаривали, пока не вернулись его обращенные.
Шай нашла шестерых, и все они согласились придти на встречу. Поздно ночью, в условленное место. Но в те годы этот город никогда не засыпал полностью. Увеселительные заведения не закрывались до утра, нередко случались пьяные драки. И, бывало, поутру находили и трупы.
Потому я не слишком беспокоился, что горожане смогут нас распознать. Меня тревожило другое.
Хозяин Иудеи и двое его обращенных – почему они в Александрии? Не потому ли, что не смогли удержать свою землю? А если так, то смогут ли захватить чужую?
Я думал об этом, пока мы шли по темным улицам. Над головой сияли звезды. Безоблачное небо – хороший знак, но тревога меня не покидала.
Лабарту шел рядом со мной, и я сказал ему:
– Я слышал, что Иудея богата кровью, и солнце светит там круглый год. Это правда?
Тот помолчал немного и ответил:
– Да. И, когда война утихнет, мы вернемся туда.
Про войну я знал. Евреи восстали, стремясь свергнуть правление греков. Но что для демонов война? Лишний способ найти добычу, так мне всегда казалось.
– Нам следовало остаться, – сказал Шимон. Он шел позади, и я едва слышал его шаги.
– Наша земля останется нашей, кто бы ни жил на ней, – отозвался Лабарту, не оборачиваясь, и его голос звучал жестко. – Я не хочу, чтобы ты участвовал в войнах людей, и ты не будешь участвовать в них.
А Шай добавила:
– Не перечь хозяину, Шимон.
– Я не перечу, – возразил тот. – Он должен знать, что я думаю.
– Я знаю, что ты думаешь, – сказал ему в ответ Лабарту, и дальше мы шли молча.
С тех минуло уже почти две тысячи лет, и имена и внешность александрийских демонов выветрились у меня из памяти. Помню лишь, что двое были египтянами, а четверо – греками. И еще имя того, кто считался главным в греческом квартале, – Терон.
Я был едва знаком с ним – от силы перекинулся парой слов за все время житья в Александрии, но он мне не нравился. Одевался богато, но манеры и речь – как у уличного оборванца, готового прирезать случайного прохожего из-за пары монет. Он был старше меня, но не очень силен.
Терон стоял, привалившись к стене и смотрел прищурившись, с усмешкой. Остальные толпились в стороне. Никто из них не произнес ни слова. Я чувствовал их оценивающие взгляды.
Тогда заговорил Лабарту, негромко, спокойно. В ночной тишине было ясно слышно каждое слово.
– У одного города – один хозяин. Кто владеет Александрией?
– Со своими порядками вздумал сюда явиться? – Терон ухмыльнулся, сделал едва заметное движение, и в его руке серебром блеснуло лезвие ножа. – Откуда ты такой взялся?
– Из Иерусалима, – ответил Лабарту. Его голос все еще звучал спокойно.
А вот я не мог оставаться спокойным. В воздухе витало предчувствие драки. Терон поигрывал ножом, другие александрийцы стояли молча. Но я не сомневался, что, как только Терон даст знак, они набросятся на нас. Я ловил их взгляды и ждал, когда кто-нибудь окликнет меня.
Шай шагнула вперед, остановилась слева от Лабарту. Движением плеч сбросила накидку на землю и застыла, напряженная, готовая к схватке. Ее платье ниспадало до земли, на обнаженных руках блестели браслеты.
Терон сплюнул.
– Грязные евреи мне не указ! – И с этими словами он метнул нож.
Я не видел, в кого он целился, но мне и не нужно было.
В ту пору мой дар только начал пробуждаться, но я уже мог без труда управлять небольшими предметами. И потому нож завис над землей, не достигнув цели.
Шимон одним прыжком оказался рядом и выхватил оружие из воздуха. Я не стал ему препятствовать.
Грек разразился потоком ругани, и Шимон повернулся к нему, сжимая рукоять ножа.
– Для всех порядки одинаковые, – сказал он тихо, с угрозой. – Для всех.
– Знаю я ваши порядки! – В глазах Терона была ненависть, и все же губы кривились в усмешке. – Храм у вас всего один, и в том свиной башке поклоняетесь!
Шимон молниеносно обернулся к своему хозяину, я едва успел заметить движение. И Лабарту крикнул:
– Ани марше!
Тогда я не понял этих слов. Но запомнил, и позже узнал, что они означают: "Я разрешаю".
Шимон не медлил ни мгновения. Он швырнул нож, и на этот раз серебряное лезвие нашло цель. Терон рухнул с пробитым сердцем, и Шимон тут же оказался рядом.
Я никогда прежде не видел, как убивают вампира. Только что Терон стоял и говорил, а теперь разрубленное тело лежало на мостовой и кровь растекалась по камням.
Я ждал, что скажут александрийцы. Самому мне было почти страшно. Если обращенный у Лабарту так силен и жесток, то каков же он сам?