— Лабарту! — Через порог шагнул Бар-Кохба, и Натан невольно попятился.
В коридоре вдруг стало нечем дышать. Стены, казалось, сблизились, грозя погрести под собой. Воздух звенел, словно перед бурей.
Йоэль и Бар-Кохба одновременно повернулись к Натану.
Тот зажмурился, прогоняя наваждение, а потом торопливо поклонился и выпалил:
— Наси, Бен-Яир прислал меня к тебе сказать, что поймали лазутчика. Привести его к тебе или велишь другим допросить его?
Бар-Кохба улыбнулся, и на миг его лицо показалось Натану нечеловеческим, — было в этой улыбке что-то от дикого зверя, почуявшего добычу.
— Ведите ко мне, — сказал Бар-Кохба. — Допрошу его сам. Наедине. Впрочем, — он перевел взгляд на Йоэля, — ты можешь остаться.
— О, я не достоин такой чести, наси, — ответил Йоэль и склонился в поклоне, прижав руку к сердцу. Черные волосы выбились из-под головного покрывала, рассыпались по плечам. Бар-Кохба промолчал, а Йоэль добавил на святом языке, нараспев, словно читая молитву: — Я найду, чем утолить свою жажду.
Лабарту стоял в переходе между башнями, под узким окном, и ждал. Боль струилась по телу, пульсировала, исчезала, возникала снова. Можно терпеть. Еще долго можно терпеть.
Но вряд ли придется долго терпеть. Нужно всего лишь дождаться кого-нибудь с чистой кровью. Притушить жажду и, хоть ненадолго, успокоить боль.
Легкие шаги где-то наверху, скрип двери. Лабарту прислонился к стене, поджидая. Хорошая добыча, молодая, полная жизни. Он чувствовал это даже сквозь каменные стены. Охотничий азарт проснулся и задрожал, подгоняемый жаждой: схватить на бегу, разорвать горло и пить... Убить, утоляя голод.
Но нельзя. Не здесь, не в Бейт-Торе.
Сколько я еще смогу сдерживаться ради тебя, Шимон? И сколько продержишься ты сам?
Из башни вышел мальчик, лет пятнадцати, не старше. Взгляд внимательный и серьезный, на поясе меч, из-под поношенной одежды свисают кисточки талита. Натан. Лабарту помнил его. Один из тех, кто пойдет за Шимоном куда угодно: хоть в Рим, хоть в Египет, хоть в пустыню.
Мальчик неуверенно улыбнулся и остановился. Его кровь была совсем рядом, звала.
— Йоэль, я хотел спросить тебя, давно, — начал Натан, и в словах его звучал вопрос. Лабарту кивнул, и тот продолжил: — Ведь «Лабарту» — это имя демона. Почему тебя так называют?
Потому что так назвали меня отец и мать. А я помню их, и не забыл свое имя.
— Говорят, в бою я беспощаден, как демон, — отозвался Лабарту и запрокинул голову. Каменный потолок скрывал небо, скрывал солнце. — Потому и называют так.
— Я видел тебя в бою, — кивнул Натан. — Я тоже хотел бы так... И так хорошо знать Писания я бы тоже хотел...
— Это потому, что я переписчик, — ответил Лабарту, прислушиваясь. Здесь или увести его дальше по коридору? Окон там нет, факелы не горят и, даже если кто-то появится внезапно... — Много раз переписывал священные тексты, и у меня хорошая память.
— А когда ты говорил сегодня с наси... Это были слова из Писания, да?
Лабарту стремительно повернулся к мальчику, но тот смотрел по-прежнему: спокойно, серьезно и с интересом. Но я был неосторожен.
— Да, — легко сказал Лабарту. — Из книги пророка Даниэля.
— Я этих строк не помню, — вздохнул Натан. — Книги пророков я мало читал...
— Ничего, со временем... — Лабарту замолк на миг. Наверху перекликались часовые, но на лестнице было тихо. — Я и толкование на эти строки могу тебе дать.
Мальчик радостно кивнул и встретился взглядом с Лабарту.
И в тот же миг глаза Натана словно подернулись пеленой. Дыхание замедлилось, он застыл, словно статуя.
Лабарту поднял его руку, безвольную, легкую. Несколько мгновений не существовало ничего, кроме крови, — пылающей, соленой и чистой. А потом он отпустил мальчика, и тот пошатнулся и привалился к стене.
— Что со мной? — прошептал Натан, растеряно взглянув на Лабарту. — Не помню, как пришел сюда... И голова кружится... Йоэль?
— Ты слишком долго был на солнце, — ответил Лабарту. Натан попытался оторваться от стены, пошатнулся, и Лабарту поддержал его, не дав упасть. — Это бывает. Пойдем, я провожу тебя.
***
Лето утекало, как песок сквозь пальцы. Дни уходили один за другим, жаркий ветер нес лишь песок и запах смерти, а редкие вести из внешнего мира не сулили добра. И ночь не приносила покоя. Все чаще Лабарту снился дождь.Вода текла по камням, над головой качалось серое небо, и в туманной мгле звучали голоса тех, кто давно умер. А проснувшись, Лабарту часто не мог понять, явь вокруг него или полуденный кошмар.
Элиша не пришел. Римляне сомкнули кольцо, и теперь на всю крепость был единственный источник воды — колодец во внутреннем дворе. И единственный путь во внешний мир — подземный ход, о котором еще не прознали враги. Но надолго ли это?