– Не встречал никого, кто бы заболел, – кивнул Лабарту. – Но у больных плохая кровь. Очень плохая. Не пей. – Его передернуло от воспоминаний.
– Но... – Эдвин искоса взглянул на него. – Ты ведь всегда говорил, что можно долго продержаться на крови животных. Здесь много...
Свиньи, роющиеся среди сваленных на землю трупов... Дохлые собаки на улицах... Деревня, где ни осталось ни одной живой души... Лабарту зажмурился, отгоняя память.
– Животные тоже умирают от чумы, – сказал он. – Жить среди чумы... отвратительно. Нужно уходить отсюда, сегодня же.
Эдвин остановился. На улице было пустынно – лишь одинокий старик брел в сторону рынка, опираясь на клюку. Издалека доносился скрип колес, женщина в доме напротив выкрикивала ругательства, ее голос срывался на визг.
– Подожди до ночи. – Голос Эдвина звучал приглушенно, словно ему было трудно говорить. – Отправимся в путь, когда стемнеет.
Лабарту не ответил. Ему стало любопытно, что Эдвин скажет дальше.
– Ты голоден, – продолжил тот после секундной заминки. Это было забавно. Высокий и широкоплечий Эдвин стоял понурившись, словно провинившийся подросток. – Я вижу.
– Я могу продержаться еще пару дней, – улыбнулся Лабарту. Он едва чувствовал голод – смутное беспокойство, на которое он привык не обращать внимания. – Не хочу связываться с этим городом.
– Тебе нужна кровь, – повторил Эдвин. – Если боишься чумы, возьми мою кровь. Только подожди до вечера. Это совсем недолго.
Разумнее всего было развернуться и уйти. Но он знал, что не сумеет. И раньше любопытство часто заставляло забыть об опасности, а сейчас еще есть время... Да и как я могу оставить моего Эдвина в такой тяжелый час? Он улыбнулся еще шире.
– Ты теперь сам себе хозяин, – проговорил он, и Эдвин опустил взгляд. – Ты всегда этого хотел. Зачем же ты предлагаешь мне свою кровь? – Эдвин пробормотал что-то, но Лабарту не дал ему договорить. – Мы, кажется, шли к тебе домой?
Дом оказался небольшим. Высокие окна, квадраты солнечного света на полу, кровать, трехногий стол и кухонная утварь на полке в углу. И дверь в дальнем конце комнаты. Плотно закрытая дверь.
Лабарту сел за стол и на миг зажмурился, подставляя лицо солнечным лучам.
– У меня нет вина, – сказал Эдвин. – Если хочешь...
– Дай мне воды и успокойся, – велел Лабарту, и тот, поставив на стол кувшин, сел напротив.
– Понимаешь, я не один, – начал он.
– Ничего удивительного, – пожал плечами Лабарту и отпил прямо из кувшина. Вода не утоляла жажду, но радовала вкусом.
Эдвин вздохнул.
– У меня сын, – сказал он. – Я хочу взять его с собой.
– Кто его мать? – спросил Лабарту, не глядя на Эдвина.
– Сара. Она как мы. Была, – добавил он и снова вздохнул. – Ее убили.
Он мог спросить, кто ее убил и живы ли убийцы. Мог бы посочувствовать. Мог бы сказать, что Эдвину повезло – мало у кого есть дети. Но все это были бы пустые слова. Когда-то он пил кровь Эдвина и был его защитником. Но это было давно, и теперь все изменилось.
Он сделал еще один долгий глоток и опустил кувшин, ожидая продолжения.
– Ему уже двадцать пять лет. – Эдвин говорил медленно, почти запинаясь. Ему всегда тяжело было рассказывать о бедах, Лабарту помнил и это. – Он взрослый, но я хочу взять его с собой.
– Зови его и пойдем, – пожал плечами Лабарту.
Эдвин покачал головой.
– Он спит.
– Так разбуди.
– Не могу. – Эдвин отвернулся, словно боялся встретиться с ним взглядом. – Пойдем, я тебе покажу.
Эдвин снял с полки оплывшую свечу и, повозившись, зажег ее. Пламя казалось почти прозрачным в лучах солнца.
Так вот оно что.
Лабарту молча направился следом за ним к закрытой двери. Он уже знал, что там будет. Наглухо заколоченные окна, и во тьме, будто в склепе...
Эдвин приоткрыл дверь, не больше, чем на локоть, и закрыл ее, как только они оказались внутри. Пламя свечи качнулось, по стенам метнулись тени. Окон здесь не было вовсе. Обычный чулан или кладовка, но только вместо старых метел и лопат здесь стояла кровать. Лабарту склонился над спящим и провел кончиками пальцев по шее. Кожа была холодной, дыхание почти не ощущалось, кровь едва струилась по венам. Спящий словно застыл между жизнью и смертью.
– Я понял, – сказал Лабарту. Он не пытался говорить тихо. От такого сна не разбудит и церковный колокол. – Пойдем на свет.
Они вышли из темной коморки и вновь сели за стол. Эдвин задул свечу. Лабарту смотрел, как стекает капля воска и ждал. Время поджимало, но были вещи важнее, чем бегство от чумы.