И потому, когда на тропе показался человек, решил Ришти, что это – подарок небес, и возблагодарил богов.
Человек был молод, одет, как подобает брахману, и видно было, что охвачен он горем. Поднял он глаза на Ришти и остановился в изумлении и страхе.
Ришти же всегда был почтителен к брахманам и потому даже сейчас, в плену жажды, сказал:
– Не гневайся на меня, брахман! Я ракшас, и боги предписали мне питаться кровью. И теперь, когда избрал я несравненный путь, послали они мне тебя, чтобы я утолил свой голод!
И тотчас схватил он брахмана, и тот не смог шелохнуться, словно мышь, попавшая в когти к тигру, и только вскричал:
– Здесь, в священном лесу Джатаведы, как смеешь ты творить подобное!
– Чтобы достичь Джатаведы, совершаю я это! – ответил Ришти, и, разорвав горло брахмана, выпил его кровь, всю, без остатка.
Когда опустилась ночь, Ришти достиг своей цели и рад был, что ум его не замутнен жаждой.
Четыре костра горели на поляне, и оттого светло там было, как днем. И могущество сидевшего меж огней воистину было велико. Едва ощутив эту силу, захотел Ришти упасть на колени и смиренно приветствовать Джатаведу. Но гордость не позволила даже склонить голову, и Ришти сказал:
– Ты ли Джатаведа, великий из великих, Победивший жажду?
Тогда отшельник открыл глаза, и во взгляде его не было ни гнева, ни порицания.
– Я Джатаведа, – ответил он. – Кто ты и зачем пришел ко мне?
Возликовал Ришти и сказал:
– Прими меня благосклонно, великий Джатаведа! Мое имя Ришти. Новую жизнь подарил мне Алаюдха, и долгие годы служил я ему. Но теперь никто не властен надо мной, кроме меня самого. Более трехсот зим миновало с тех пор, как родился я на свет. И вот узнал я о тебе, Победившем жажду, и пришел сюда, ибо желаю выполнять ту же аскезу, что выполняешь ты, и стать во всем тебе подобным!
– Юный Ришти, ты неопытен и слаб, – ответил ему Джатаведа. – Знай: чтобы победить жажду, придется страдать от жажды. Когда холод и боль станут терзать твое тело, сможешь ли ты выполнять мои наставления?
– Смогу и исполню! – воскликнул Ришти, готовый к аскетическому подвигу. – Скажи, что должен я делать и какому богу возносить молитвы!
Тогда улыбнулся Джатаведа, и улыбка его была страшнее улыбки любого другого ракшаса, и все же не было в ней угрозы.
– Запомни, дитя, – сказал он, – боги не слушают молитвы таких, как мы, нет им до нас дела и потому мы им не подвластны. Лишь собственной силой получишь то, чего желаешь.
В безмолвном изумлении слушал его Ришти, а Джатаведа продолжал:
– Чтобы победить жажду, должен отказаться ты от всех удовольствий. Забудь кровь, забудь человеческую еду и питье, забудь песни и танцы, забудь ласки женщин. Лишь солнце будет поддерживать в тебе жизнь. Четыре костра будут гореть вокруг тебя, и лишь они и солнце над головой – пять огней – будут согревать тебя, когда наступит ледяная зима жажды. И, творя такую аскезу, будешь ты пребывать в созерцании, пока не достигнешь своей цели. Готов ли ты к этому?
Тогда, в знак готовности оставить все мирское, Ришти снял с себя драгоценные украшения, бросил на землю венок из благоухающих цветов и заплел свои волосы в косу, как подобает отшельнику.
– Сядь и слушай меня, – сказал ему Джатаведа. – Я дам тебе наставления о созерцании.
Опустился Ришти на землю, и отшельник даровал ему наставления. Все выслушал Ришти, и слова Джатаведы показались ему понятными, и сердце его радовалось.
Затем встал Джатаведа и вышел за пределы круга, а Ришти сел на его место, меж четырех костров.
Поднял Джатаведа руки и пропел слова на языке, которого никогда прежде не слышал Ришти. И почувствовал он, что воздвиглась вокруг огней невидимая стена, и не сломать ее, не перепрыгнуть.
– Вот испытание для тебя, – сказал Джатаведа. – Я оградил тебя, и теперь, даже если пожелаешь прервать аскезу, не сможешь уйти. Семь дней созерцай здесь, и если жажда не прервет твое созерцание, тогда возьму тебя в ученики.
И, сказав так, ушел.
Первый день усердно упражнялся Ришти в созерцании. Солнце пылало в небе, и костры не угасали, и потому силы не покидали его. Но следующим утром, когда проснулся он, проснулась и жажда.
Но вновь был усерден Ришти. Но летний день стал холодным, словно ночь в горах, и огонь едва давал тепло.
На третий день не мог Ришти сосредоточиться на наставлениях отшельника и думал лишь о крови, и смотрел лишь на солнце. А когда ушло солнце и наступила темнота, слезы покатились из его глаз.