Лабарту едва сдержал улыбку. Он слышал такое и раньше. Многие страшатся убивать. Страшатся кровью людей поддерживать свою жизнь.
– Не бойся. – Он коснулся ее руки, и Шай подалась навстречу, но тут же отпрянула. – Если не хочешь причинять вред людям, я дам тебе кровь овец. – Он махнул рукой в сторону стада. Ни одна из овец не шелохнулась, ни одна не заблеяла. – Всего нескольких глотков тебе хватит в первый раз, и ты многое поймешь...
– Нет.., – прошептала Шай. Она сжимала его руку, словно тонула, а он был ее единственной опорой. – Нельзя пить кровь...
– Нельзя? – повторил Лабарту. – Кто запретил тебе?
Если она рассказала кому-то о том, как я пил ее кровь в кипарисовой роще... Если так, то нужно этой же ночью уходить прочь. И Шай уйдет вместе с ним, даже если придется принудить ее. Жаль, если так. Он хотел, чтобы она поняла все сама.
– Нельзя пить кровь, она нечистая! – крикнула Шай и закрыла лицо руками, словно боясь разрыдаться. – Я пила кровь и осквернилась, стала нечистой! Если в деревне узнают об этом... Если отец узнает об этом...
– Шай, – позвал Лабарту.
Шай замолкла и опустила руки. В ее глазах не было слез.
– Больше они не властны над Шай, – продолжал Лабарту. – Теперь я – отец твой, брат и муж. На всей земле больше нет никого у тебя. И тебе нужна кровь.
– Кровь – нечистая еда, – тихо возразила Шай, вытирая сухие глаза. – Можно есть только освященную еду...
– Священную? – переспросил Лабарту.
Шай не ответила. Он мог бы заставить ее объяснить, но к чему? В каждой земле свои обычаи, но это всего лишь обычаи людей, и Шай скоро и сама поймет это. Как только утолит жажду.
– Раз так... – Лабарту на миг задумался, а потом рассмеялся. – Любую нечистоту можно очистить, разве нет?
Шай смотрела на него, словно не понимая.
– Если еда бывает святой, и только такая еда дозволена... То есть и те, кто ее освещает?
Шай покачала головой.
– Святые люди! – пояснил Лабарту. – Разве нет таких вашей деревне? Тех, что приносят жертвы богам, читают будущее по линиям ладони и дают советы в тяжелый час. Разве нет у вас святых людей?
– Есть Алон, – согласилась Шай. Ее голос звучал неуверенно. – Он из колена Леви и служит Господу. Многие называют его святым, но мой отец...
Лабарту поднялся, и Шай встала вслед за ним, словно их соединяли невидимые нити.
Лабарту заговорил, повелительно, но мягко, чтобы в ней не вспыхнул страх. Страх порой сводит с ума быстрее жажды.
– Иди домой, Шай, – сказал он. – Если завтра ты захочешь крови так сильно, что позабудешь про нечистое и чистое, позови меня. Но не вслух – позови в сердце своем, и я приду. Если же решишь, что не можешь пить кровь... – Он замолк на мгновение. Шай ждала. – Если решишь так, тогда пей лучи солнца вместо крови, они дадут тебе силу. И отыщи того святого человека и попроси его тайно встретиться с тобой на перекрестке дорог, за рекой. Пусть он придет туда на рассвете. Он сможет очистить тебя. Я обещаю.
Шай глубоко вздохнула, собираясь с силами, а потом спросила, не опуская глаз:
– Зачем тебе это? Ведь это ты осквернил меня.
Лабарту усмехнулся и наклонился к ней, словно хотел поцеловать.
– Ты должна быть осторожна, Шай, – прошептал он. – Возвращайся в свой дом, и тайное пусть останется тайным.
Мир потемнел. Мысли путались, и привычные домашние дела казались непосильной работой. Сестра смеялась и приставала с расспросами, мать же посмотрела внимательно и велела выпить целебный отвар. Шай выпила, до последней капли.
Но отвар не помог. Как не помогли прежде колодезная вода, молоко и молодое вино. Говорить было трудно, глубокий вдох отдавался болью в груди. И повсюду была кровь.
Шай едва могла смотреть на лица родных – слишком ясно видела, как под кожей бежит солнечный огонь, искрится, просится наружу. "Тебе нужна кровь", – так сказал тот, кто осквернил ее и сделал своей рабыней. И еще он сказал: "Никого у тебя нет, кроме меня". Но разве может быть такое? Узы брака можно разорвать, но кровные узы нерушимы.
Остаток дня Шай просидела на заднем дворе. Когда солнце светило на нее, холод отступал и в голове прояснялось. Но по-прежнему было сухо во рту, и боль сворачивалась и разворачивалась внутри, словно клубок змей.
Но когда солнце опустилось за крышу соседнего дома, Шай вышла со двора. Последние закатные лучи – как можно упустить их? Она шла по пыльной улице, пытаясь удержать уходящее тепло. Скоро солнце опустится за горизонт и придет ночь. В темноте ждали страх и боль, нечистота и жажда.
Если все рассказать... Может быть, молитвы и жертвы искупят... Признаться? Но как сказать о таком?