– Все мужчины одинаковые, – хмыкнула Эри. – Ну да мне все равно…
Рикки посмотрел ей в глаза:
– Как только Вирт сказал мне, что ты жива, я отправился в дорогу.
– Правда?
Он улыбнулся.
– В детстве я был трусом. И когда встретил тебя в Толлгарде, и когда не кинулся к эльфам сразу, как пришел в себя. Но я никогда тебе не врал.
Оба замолчали. Эри чувствовала, как сильно стучит у обоих в груди. Но совсем недавно она была с Тирком и искренне надеялась, что сможет быть с ним счастлива.
– Я думала, ты погиб, – заговорила она с нотками оправдания. – Потом узнала, что ты зажил преспокойно с Дианкой, и разозлилась. Сама не знаю почему. Мы ведь ничего друг другу не должны.
– Ты помнишь, что ответила тогда? – перебил ее Рикки.
– Помню.
– А если спрошу сейчас, ты поедешь со мной?
– Нет, – ответила Эри, не раздумывая.
Рикки погладил ее по щеке.
– Я бы хотел спасти мир вместе с тобой.
– Нет. Потому что… потому что дождь кончился, – оборвала Эри.
Щит над ними исчез, она спешно вскочила на ноги. Возможно, слишком резко, потому что перед глазами поплыло. Рикки поднялся следом.
– Почему нет?
Эри глубоко вдохнула, пытаясь справиться с головокружением, но тело словно стало ватным, и пришлось опереться на Рикки.
– Эри, – обеспокоенно позвал он.
– Потому что… – повторила она, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. – Потому что я тебя не люблю.
Вирт поднял голову и посмотрел на белое небо. Они отправляли на виселицу сотни людей и эльфов, а сами здесь стояли впервые. Не зря говорят, что судьба не лишена иронии. Иногда и верный пес может стать для кого-то костью.
– Ну что, как настроение? – спросил он, улыбнувшись.
– Веревки трут, – весело ответил Доминик, поведя плечами.
– А помните, – сказал Марк, глядя на собирающуюся на площади толпу, – когда Эриал Найт казнили, вдруг поднялся ветер и прямо с неба на землю свалился наш Филипп?
– Ты думаешь, ради нас кто-то вызовет бурю? – горько усмехнулся Арок Ворон.
«Страшно погибать одному, – отметил про себя Вирт, – а за компанию можно и напоследок посмеяться».
Да, риск внезапной смерти всегда был частью службы. Да, они сами выбрали этот путь. Сами виноваты, что попались. И все же смириться с участью он был не готов.
Глашатай гнусавым голосом начал зачитывать приговор. Вирт даже не пытался вслушаться. Он глубоко дышал, пытаясь прочувствовать покидаемый мир до самого конца. Марк вспоминал свои детство и юность, годы, полные радости, веселых застолий, шумных драк и бурлящей жизни. Доминик почему-то думал в эту минуту о Лангдюре Окуне и его жене с ребенком. Потом перед глазами всплыло лицо Надин и их последний разговор. Лис воспроизвел его слово в слово, а потом представил себе, как если бы все сложилось иначе. Если бы у него была семья.
Глашатай закончил читать. Помощники палача накинули на шеи Рыцарям веревки. Ребята переглянулись, выразив взглядами всю теплоту и благодарность, что питали друг к другу все эти годы.
А потом случилось чудо.
Сначала никто ничего не понял. С разных сторон послышались крики, раздались гулкие удары и треск крыш. Пошел дождь из раскаленных камней. Люди в панике разбегались кто куда, палач и его помощники бросились в укрытие, и собственная безопасность теперь волновала генерала Дормштейна гораздо больше казни.
Четверо молодых людей без труда освободились. И хотя угроза с неба могла забрать и их жизни, они бежали с площади так, словно вырастили за спинами крылья. Даже одноногий Марк Буйвол умудрился развить небывалую скорость.
– Что, бросили тебя? – Фэй толкнула его плечом.
Горностай, как зачарованный, смотрел на черные разводы на снегу, где минуту назад стояла его волшебница.
Когда Эри лишилась чувств, Рикки отнес ее в палатку. Девушка пролежала без сознания несколько часов, а потом очнулась, словно ничего и не случилось. Ее брат что-то назидательно произнес по-эльфийски, видимо, просил быть осторожнее с магией. Эри кивала, а затем, попрощавшись со всеми, была такова.
Рикки хотелось обнять ее напоследок, но он не решился. А потому они просто смотрели друг на друга и не шевелились. Пока Эри не исчезла.
– Ты поедешь с нами? – спросил Фуэртэ, переводя вопрос Лаирэ.
– Конечно, – ответил Рикки, поворачиваясь к остроухим.
И на лице его больше не было того тоскливого выражения, которое всего мгновение назад подметила Фэй.