После убийства Язира он предал убитого земле и полдня провел в молитвах, стараясь очистить себя от неправедно пролитой крови. Это стоило ему половины дня и чуть не стоило жизни. Чуть не обрекло на провал всю его миссию.
Сейчас он не стал хоронить убитых. Их было слишком много, и теперь ему было все равно.
Он не посвятил убитых своей рукой Солнцу. Даже Солнце здесь было чужим, злым и враждебным.
Конрад повернул на Восток.
Местность становилась все суше, превращаясь в засушливую степь. То там, то тут встречались шляхи. Видны были следы перегона огромных стад коз и овец. Так же нередко Конраду попадались и следы расправ и жестоких, хоть и маленьких стычек. Иаджудж невероятно жестоко истязали попавших в плен врагов.
Однажды он весь день пролежал в небольшой нише, боясь лишний раз пошевелиться, пока мимо тянулся кочующий клан.
Так Конрад стал первым человеком Запада, что за многие века увидел вблизи Кожелицых.
То были рослые, сухощавые создания. Тела их как будто ничем не отличались от обычных человеческих. Они носили одежду из грубой шерсти и кожи, некоторые были облачены в доспехи их бронзы, дерева и кости. Кривые мечи, длинные копья, боевые топоры и молоты выглядели искусно сработанными.
С головы Кожелицых спадали длинные, заплетенные в тонкие косы волосы.
Но лиц их Конрад не видел. Лицо каждому заменяла жуткая маска - лицо, срезанное с убитого. Такую маску, как потом узнал Даннаец, надо было обновлять раз в Луну.
Некоторые маски были совсем свежими, с каплями алой крови.
Другие были уже старыми, съёжившимся от жары и пыли.
На глаз Конрад насчитал не меньше трех тысяч Кожелицых. В Ираме говорили, что это племя отличается такой свирепостью и воинственностью, что его боятся даже Змеиные Шкуры. Так же Кожелицым приписывали огромную численность, говорили, что их пятьдесят тысяч, но это едва ли могло быть правдой, где раз в Луну взять пятьдесят тысяч лиц, что бы содрать их?
Это была не просто кочевка. Рядом со знаменами вождей Конрад увидел желтое знамя Нэтока. Пока истерическое возбуждение и религиозный экстаз еще не успели в полной мере овладеть Кожелицыми, они больше повиновались своим вождям, чем посланцам пустынного полубога.
Ночью, когда Кожелицые расположились на ночлег, Конрад подобрался близко к их огромному лагерю. Оттуда носилась визгливая музыка, отдаленно и извращенно напоминающая изысканные мотивы, которыми услаждали слух имадийцы. Отчего-то эта музыка резанула Конрада по сердцу. Она снова напомнила ему о Львином Сердце, об Эсме, о пирах в тени садов.
Как недавно и давно это было, и война напоминала турнир, и победа казалась близкой, и душа и тело его еще не были так запятнаны Пустошью. Он уходил на войну наивным рыцарем, который думал, что все будет как в Альхамбре, где победители усаживали побежденных за стол, и где Конрада отпустили из плена просто потому, что помнили его собственное милосердие к врагу.
Конрад лежал, вжимаясь в каменистую землю, хотя сейчас в этом может быть, и не было никакой необходимости, слушал крики, визги и вой иаджудж, слушал свирепую какофонию, которую они извлекали из костяных дудочек и тосковал. Тосковал по любимой женщине и по утраченной чистоте души.
Но его меланхолии не суждено было продлиться долго.
До уха Конрада донесся шепот. Вздрогнув от неожиданности, Конрад повернул голову и в лунном свете увидел, как по направлению к лагерю скользят несколько десятков хищно сгорбленных фигур. Иногда они шли, иногда падали на четвереньки, иногда ползли по земле. Это зависело от того, выглядывает ли луна из-за облаков, или прячется за ними.
Была ночь Одной Луны. Вторая скрылась за сестрой. В такие ночи на севере верили в пробуждение мертвых. Иаджудж из племени Кожелицых в такие ночи выходили на охоту за новыми масками.
Конрад не мог знать, что племя разделилось на две половины, одна из которых признала Нэтока воплощением Всадника в Желтом и пошла за ним тропой крови, а вторая решила хранить верность дедовским обычаям и ждать возвращения Великого Безликого, того, в честь которого они некогда сняли свои лица и заменили их кожей врагов.
Когда Великий вернется, они обретут свои истинные лица.
Сейчас Кожелицые Старого Завета шли в своем истинном зловещем облике.
На лицах их не было масок. У них как будто вовсе не было лиц. Конрад увидел, что скрывают варварские маски Кожелицых. У воинов этого племени еще при жизни были срезаны губы и носы. Голые зубы, кажущиеся сейчас невероятно длинными, блестели в свете луны. Оружие было готово для нападения. Конрад лежал, все так же вжимаясь в землю, глядя то в одну, то в другую сторону. У него есть только минута, что бы принять какое-то решение. Потом идущий впереди иаджудж заметит его, просто наступив ему на голову.
Иаджудж навис над ним. На мгновение он растерялся, не понимая, кто перед ним, свой лазутчик, ушедший вперед, часовой врага или же кто-то еще. Он казался огромным, и скорее всего, ростом с самого Конрада. Среди обычно малорослых и сухощавых обитателей Пустоши оба показались бы настоящими гигантами.
Как и у остальных Кожелицых у великана не было губ и носа. То, что было лицом, покрывали борозды шрамов, оставленных ранами, которые наносили таким образом, что бы они зажили максимально уродливыми бороздами.
Конрад схватил чудовище за длинные волосы, рванул на себя, вонзая кинжал в живот.
Некоторое время монстр дергался в агонии, но не издал ни звука. Когда он испустил дух, Конрад понял почему. У Кожелицего не было языка.
Из вспоротого живота хлынуло отвратительное зловоние. Сородичи убитого им Кожелицего приближались, обмениваясь свистами и рыками.
Кожелицые Старого Завета были крепки в вере и удалили себе языки и повредили голосовые связки.
Конрад заполз под труп, скорчился замер. Шанс был только на то, что все решат, будто в схватке погибли оба.
Мимо одно за другим проползали, пробегали на четвереньках безликие, безгласые монстры.
Конрад лежал и не смел даже сделать лишнего вдоха.
Когда последний из безликих ушел вперед, Конрад вылез из-под источающего зловоние тела и вонзил нож под нижнюю челюсть убитого, делая первый надрез.
Так Конрад де Фер первый раз в жизни надругался над телом убитого врага.
Конрад сорвал с иаджуджа лицо и скальп. От липкого прикосновения кровавой кожи его мутило. В нос бил запах свежей крови и мяса.
И речи не шло о том, что бы присоединиться к одной из сторон. Кожелицые мгновенно опознают его как чужака. Но теперь у него была личина для жизни в Пустоши. Конрад раздел убитого. Его верно послужившая одежда была брошена в траву. Через некоторое время он выглядел как Кожелицый Старого Завета. Вблизи можно было бы разглядеть, что у него на месте нос и губы, но кто в Пустоши посмеет глядеть не то, что под маску, а просто в глаза Кожелицему, особенно если тот огромного роста и силы?
В лагере воцарился кровавый хаос, резня и грабеж. Застав соплеменников врасплох воины Старого Завета кромсали их направо и налево, пользуясь сонным, беспомощным состоянием большинства, которое было пьяно и утомлено ночными бдениями.
Конрад прошел через лагерь, оставляя за собой сплошную полосу опустошения. Он рубил, резал и колол, не обращая внимания то, к какому клану принадлежит его враг. Запах крови был нестерпим. Он сводил с ума. Видимо с кожей убитого Конрад приобрел и часть кровожадности иаджуджа. Эта мысль испугала его. Навстречу то и дело выскакивали из шатров или вываливались будто бы из ниоткуда вооруженные, истошно орущие Кожелицые. Конрад рубил их наотмашь. Он прорвался к стойлам для животных. Это были и не лошади и не верблюды, а неведомые твари, больше похожие на исполинских козлов. Конрад схватил за гриву самого крупного, такого, что бы смог унести его. Зверь ревел, бил копытами, но де Фер не зря считался одним из лучших всадников во всей Империи. Несколько страшных ударов рукоятью меча, от которых у козлорогого скакуна помутилось в голове и стали подкашиваться ноги, смирили буйный нрав животного. Конрад выволочил упирающегося, оглушенного зверя из-за ограды. Саму ограду они во время борьбы в нескольких местах сломали и опрокинули, и теперь животные с отвратительным ревом стали разбегаться во все стороны, наводя еще больше хаоса в рядах сражающихся.