Конрад за рога пригнул голову зверя к земле и еще раз ударил его в ухо. Козлорог в последний раз дернулся и как будто затих, смиряясь с силой, большей, чем его собственная.
Конрад заставил животное лечь - он видел, как это проделывали Кожелицые, закрепил на спине козлорогого седло, как мог, взнуздал свирепо лязгающего огромными зубами зверя. Всякую попытку сопротивления Даннаец вновь и вновь гасил тяжелыми ударами. Голова размером больше лошадиной, украшенная трехфутовыми кривыми рогами, моталась со стороны в сторону.
Конрад взобрался на спину зверя. Тот вскочил, яростно забил ногами, стал то становиться на дыбы, то взбыркивать задними ногами, стараясь сбросить непрошенного всадника.
Конрад держался на спине скакуна как влитой. В свое время он довольно объездил диких жеребцов из Нижней Васкании, так что удивить его сноровистым зверем было трудно. Вот огромные рога, которыми "конь" пытался сбросить его со спины были внове. Вокруг кипел бой, никто не обращал на них внимания. Конрад сумел, наконец, смирить сопротивление зверя, до крови раздирая ему пасть удилами, непрерывно осыпая голову ударами.
Среди зарева пожара (там и здесь воины Старого Завета поджигали палатки и телеги врага), среди отчаянно сражающихся друг с другом Кожелицых, Конрад де Фер сумел подчинить себе чужого скакуна.
Он вырвался из лагеря, топча иаджудж раздвоенными копытами козлорогого, рубя с седла своим длинным тяжелым мечом.
На открытой местности Даннаец, захлебываясь ударившим в рот свежим ночным воздухом, погнал монстра на Восток, к начинающему алеть горизонту.
Он гнал зверя, пока тот не стал дышать с тяжелым хрипом, а стан Кожелицых остался где-то далеко, не меньше чем в пяти милях позади.
Когда позже Конрада спрашивали о самых прекрасных впечатлениях в его жизни, он не без внутренней борьбы, называл эту безумную скачку на восход, под угасающими звездами Пустоши, на звере, чья сила и выносливость превосходила все мыслимое и немыслимое.
Будь Конрад чуть менее умелым наездником, он бы дюжину раз погиб, выпав из седла на скаку, разбился вдребезги о каменистую землю. Но Конрад держался крепко. Мимо проносились острые как ножи скалы, обнаженные ребра земли, из-под копыт козлорогого скакуна летели мелкие камни. В предрассветной мгле Пустошь жила своей жуткой, невероятной жизнью. Скачку Конрада сопровождал вой, свист, уханье и плач тварей, которые жили среди песка и камней, в низкорослых перелесках и жестких колючих кустарниках. Чьи-то крылья прохлопали в воздухе около его лица. Чьи-то глаза горели в темноте, на уровне его глаз.
Восторг, охвативший Конрада, был столь силен, что ему теснило в груди, он будто забывал сделать следующий вдох.
Пустошь приняла его к себе. Теперь он был не просто чужаком, пытающимся выжить в ее чреве, теперь он и сам был отчасти сын Пустоши.
Но он все еще был Сыном Солнца, и у него была миссия.
Горячка стала спадать. Конрад замедлил ход своего скакуна, который теперь уже повиновался ему беспрекословно.
Когда наступило утро, Конрад повернул на Юг.
Через несколько часов езды по раскаленному камню Даннаец, страдавший от жажды и загустевшей крови, что покрывала его лицо, голову и руки, в плавящемся, раскаленном воздухе увидел то, что сначала принял за мираж. Но чем ближе он подъезжал, тем больше уверялся, что колонны из белого камня, устремившиеся на десятки футов в небо, зеленая вязь кустов, плюща и низкорослых деревьев - реальны.
Это был оазис, один из тех островков рая среди ада Пустоши, которые так манили к себе иаджудж. Конрад опасался засады. Неужели столь благодатный край - безлюден?
Чем ближе он подъезжал, тем больше замечал странностей в архитектуре огромного здания. Что-то в нем было неправильным. Он даже не понимал, какие руки и при каких условиях могли бы возвести столь причудливые очертания. Линии словно плыли, расползались, перетекали одна в другую, ни одного прямого угла, равно как и никакого другого угла.
Здание, загадку руин, которого Конрад пытался разгадать, было огромным. Самые большие колонны возвышались на сотню футов. Между некоторыми колоннами все еще лежали поперечные балки. Крыша осыпалась очень давно, ее останки уже обратились в труху и поросли травой и кустарником, но другие сооружения были еще целы. Например - возвышенность в центре. Это было что-то вроде пирамиды со стертыми от древности ступенями.
Должно быть это руины храма - догадался Конрад. А эта штука посередине - алтарь.
Каким же божествам здесь поклонялись, и почему сейчас храм обращается в руины, а оазис остается необжитым?
Но сейчас Конраду было не до тонкостей зодчества, тайн истории и загадок иаджудж. Он страдал от жажды. Здесь есть растительность, значит, есть вода - понимал Даннаец, уже многое знавший о Пустоши. Надо вдоволь напиться, набрать воды про запас, напоить своего скакуна и дать ему поесть. А потом придумать какой-то более разумный план, чем рыскать по Пустоши вслепую, рубя всех, кто встретится.
Конрад отыскал глубокий колодец, к краю которого была привязана веревка. Значит иаджудж не только знают об этом месте, но и регулярно его посещают - догадался Даннаец. Вокруг колодца было разбросано множество костей. Видимо пировали прямо здесь, у воды. Часть костей были человеческими. Обыденный каннибализм иаджудж не переставал повергать Конрада в ужас. Разумеется, он слышал истории, когда доведенные голодом до отчаяния, к людоедству прибегали и люди из большого мира. Но в Пустоши просто каждого иноплеменника рассматривали как возможный обед. Одним только голодом это было не объяснить. Конрад убил много иаджудж, а поговорил за все время только с Язиром, который к тому же не был истинным сыном Пустоши. Что бы победить врага надо знать, как он мыслит.
А еще надо лучше уметь драться!
Конрад усмехнулся при мысли об этом.
Он давно уже снял свою зловещую маску, и сейчас она сушилась на камнях. Он надеялся, что когда маска подсохнет, ему будет проще, морально и физически, носить ее. Без маски он превратится в чужака. Сейчас он - Кожелицый Старого Завета.
Откуда же я знаю про Старый Завет? - спросил себя Конрад. Никто не рассказывал мне об этом. Неужели Пустошь начала говорить со мной?:
Он напился вдоволь воды. Вода в колодце была прохладной и чистой. Он пил, пока ему не стало дурно. Потом дал напиться козлорогому. Зверь вел себя совершенно спокойно. Конрад знал, что некоторые иаджудж ездят на плотоядных зверях, но козлорогий, несмотря на зловещую внешность, все же принялся жевать листья и ветки.
В тени огромных колонн, среди кустов и деревьев, Пустошь не казалась уже такой зловещей, не была земной преисподней. Конрад сжевал последние ломти вяленой козлятины, которые были в его мешке. Пора опять позаботиться о пропитании. К оазису неминуемо придут козы или иные копытные.
Конрад спутал ноги своего скакуна, лег в тень и уснул. К вечеру он проснулся полным сил, только лишь очень голодным. Он никогда не был умелым охотником, в отличие от многих своих товарищей, которые целыми днями могли гонять зверя по лесам и полям. Пустошь кишела дичью, но дичь эта была столь проворна и опасна, что даже более ловкий охотник испытал бы проблемы с ней.
Конрад пожалел, что не угнал еще одного козлорогого, того можно было бы зарезать и съесть, но возиться с непокорным животным было бы смертельно опасно.
Полночи Даннаец провел в бесплодных попытках поразить камнем газелей, которые объедали листья. Но после нескольких неудачных попыток Конрад распугал робких животных, и они перестали подходить близко. Муки голода становились все сильнее.
Не хватало только околеть с голоду! - зло думал Даннаец.
Конрад решил набрать еще воды. Была ночь одной Луны, но небо оставалось столь ясным, а чужие звезды Пустоши светили столь ярко, что видимость была немногим хуже, чем пасмурным днем.