Я Конрад де Фер, сын Альбрехта. Я Сын Солнца и рыцарь. Я поехал в Ирам сражаться за род людской против Псов Хаоса. Я помню, как Эсме танцевала среди фонтанов Львиного Сердца. Среди фонтанов Львиного Сердца. Я помню. Я Конрад де Фер.
Его укусил огромный скорпион. Конрад надрезал рану, выпустил часть яда, но часть все равно проникла в кровь. Полдня он еще держался в седле, а потом упал. Он рухнул среди песков и камня, там, где не было даже редких колючих кустов и даже жесткой травы. Такие участки открытой, плоской пустыни, лишенной воды и растительности, имадийцы называли солнечными наковальнями. Он лежал в бреду, и чувствовал, как лучи Солнца прибивают его к камню, которому суждено стать смертным ложем. От яда и жара он стал бредить.
Бредить водой, бредить смертью, вспоминать свою короткую, полную сражений и опасностей жизнь. Он сам избрал ее.
Конрад был солнцепоклонником, он принял эту веру, в которой ощутил больше света и истины, чем в угрюмых и жестоких культах старой Васкании. Но он, избравший Свет, всю жизнь проливал кровь. Пусть он не делал сознательного, нарочитого зла, но скольких он отправил на тот свет? Скольких? Он не помнил уже. Когда я последний раз очищался от крови? - подумал умирающий Конрад. Когда последний раз с меня снимали проклятие пролитой крови?
Выходило, что еще на Исола Темпеста.
Конрад не боялся мести мертвых. Он даже не сожалел о них, ведь те, кого он убил, бросались на него с мечами в руках. Даже Язир, пока у него еще была рука. Но пролитая кровь все равно на нем. Кровь открывает двери между мирами. Я не двери, я целые врата прорубил в иной мир - невесело усмехаясь, подумал Конрад.
Конрад допил воду. К чему экономить, у него все равно нет сил, что бы снова взобраться на спину козлорогого и добраться до какого-нибудь источника.
В небе парили стервятники. Настоящие стервятники, птицы с голыми шеями, а не двуногие, в грязно-белых халатах.
Конрад вытащил из ножен меч и слабеющей рукой сжал его эфес. Не что бы отбиваться от стервятников, а что бы уйти с мечом в руке.
Тут щеки его коснулось что-то мягкое и прохладное. Не веря своим глазам, Конрад смотрел на распустившийся у самого его лица нежно-голубой цветок. Конрад приподнял голову. Там, где несколько минут назад был раскаленный камень, теперь цвели цветы. Голубые, алые, желтые, нежно-розовые и багровые. Они цвели прямо из камня, но камни тут же трескались, из разломов поднималась свежая сочная трава.
Конрад понял, что умирает.
К нему шел высокий, тонкий человек. Казалось, что головы у него нет, там, где должна быть голова, сияло Солнце. Но и когда человек подошел ближе и уже не заслонял собой солнечный диск, лицо его все равно будто светилось. Он шел босиком, и там, где ступала его нога, расцветали цветы, и поднималась трава.
- Здравствуй, Конрад. - мягко улыбаясь, сказал удивительный человек.
- Здравствуй, Цветочный Король. Я думал, ты всего лишь сказка.
- Иногда я и сам так думаю. - ответил Цветочный Король, протягивая Даннайцу руку. Конрад подумал, что Цветочный Король смеется над ним. Рука его была узкой и изящной, а Конрад, хоть и похудел в Пустоши, оставался человеком огромным и тяжелым. К тому же у него совсем не было сил. Но он взял руку Цветочного Короля и встал.
- Я умер? Ты ведешь меня на Поля Праведных? - спросил рыцарь.
- Нет. Возможно, и ты и обретешь свое место на Полях Праведных. Но не сегодня.
- Жаль. Я устал. Я так устал!!!
- Не время поддаваться отчаянию, Конрад. Ты еще не выполнил свою миссию.
- Да. Я поклялся на Солнце, все верно. Как много клятв! Много клятв, порой противоречащих друг другу. Хотел бы я, что бы клятв стало вполовину меньше.
- Это говоришь не ты. Это говорит яд в твоей крови.
Конрад коротко хохотнул. Он уже уверенно стоял на обеих ногах. Нога, укушенная скорпионом, больше не напоминала багровое бревно.
- Про тебя говорят, что ты несешь безграничное милосердие и всеобъемлющую любовь. Но я их видимо, не заслужил. Будь это правда, ты дал бы мне умереть.
- Это говоришь не ты. Это говорит Пустошь. Подними свой меч, Конрад и скачи дальше на Юг. Уже скоро ты найдешь то, что ищешь.
Сказав так, Цветочный Король отпустил руку Конрада и пошел дальше. И хотя движения его казались плавными, будто бы он совсем не спешил, его тонкая фигура очень скоро растаяла в раскаленном воздухе Пустоши.
Если бы не совершенно здоровая нога и не полоса цветов шириной в несколько футов, уходящая вдаль, Конрад мог решить, что ему все это просто привиделось.
Но почему Цветочный Король, божество жизни и света предстал ему, убийце и Сыну Солнца здесь, в земном Аду?
Конрад вскочил в седло.
- Я Конрад де Фер, Сын Солнца! - рявкнул он в Пустошь. - Нэток, я иду!
Это звучало пафосно и как будто бы неуместно, но эти слова вселили в Конрада боевой дух, основательно подорванный последними событиями.
Отыскать Старую Эребию. Отрезать Нэтока от источника силы, что может быть проще?
Он подумал о пяти тысячах человек, которые пошли в Пустошь с ним и погибли еще в начале пути.
Нэток ответит за каждого из них!
Пустошь ответит за каждого из них.
Я залью Пустошь кровью.
Так думал Конрад, когда скакал на Юг.
Через два дня он увидел на горизонте новый горный кряж, много больше тех, которые преодолела его армия в начале пути.
И Конрад понял, что его цель близка. Он скакал, рискуя загнать козлорогого, он давно уже бросил в пыль маску из лица.
Когда навстречу ему выехали всадники с закутанными лицами, Конрад, ощущая обычный прилив злого веселья, обнажил меч и Пустошь огласил боевой клич Сынов Солнца.
- Солнце и сталь!!!
Лжепророк.
В утробе твердыни Хастуршада, среди иссечённого ветрами пустыни черного базальта его храмов, дворцов и крепостных стен, переживших Крах Эребии и помнивших время, когда мир был еще юн, в маленькой комнатке без окон, сидя на полу в странно искривленной позе, молился старый человек.
Тарифу было почти семьдесят лет и пятьдесят из них он провел на службе у богоподобного Ауды, короля и верховного жреца страны Самуд, чье имя да прославится в веках. Ауда происходил от древних королей-жрецов, для него время значило мало, ему было уже больше ста лет, а выглядел он на тридцать. Ауда - нес благословение Богов для своего народа. Для избранных. Для сынов Самуд, которые одни сохранили в чистоте свою кровь и веру в тяжкие годы, что наступили после Краха Эребии.
Горы спасли предков самудийцев от гнева Океана и ярости Неименуемого. И все же они видели, к чему привела скверна, к которой привел некогда Эребию неправедный Краткий Путь. Убивать, яростно завывая и самому умирать от ран и истощившего тело безумия - разве это путь Псов Хаоса? Нет, это удел жалких людей, опьяненных дурманом, жаждой крови и страхом.
Да-да, страхом. Потому что страх делает безумными. Они не настоящие дети Хаоса. Если бы они внимали Хаосу, чувствовали его истинную силу, мощь и мудрость, разве ступили бы они на Краткий Путь?
Краткий Путь - для слабых, сведенных с ума видением мощи Древних.
Сильные стоят на пути истинной веры, на Длинном Пути.
Погибнуть, растворяясь в безумии значит лишить Хаос верного слуги, того, кто сможет вернуть Богов в этот мир, бросить ничтожную материальную вселенную к призрачным ногам Тех, Кто Был Прежде Времени. Они думают, что убивать, пытать, есть человеческую плоть - значит способствовать возвращению Хаоса! Но ведь и лишенные разума звери способны на это.
И шакалы подвержены бешенству, и лев пожирает убитых львят.
Для того ли Боги вдохнули в человека искру разума, что бы он утопил ее в дурманящем напитке и истошных воплях?
Как вопли откроют врата для Древних?
Кровь и смерть питают Богов, но они все равно остаются за гранью постижимого мира, запертые в ловушке, некогда подстроенной самим Мирозданием. Они умирают там, медленно, неописуемо медленно, но умирают. И яд, возникающий от их разложения, отравляет собой Вселенную, порождая такие вещи, как безумие Краткого Пути.