Обычно надменный взор Эсме наоборот потеплел, смягчился. Конрад улыбнулся краем рта. Улыбка была больше похожа на трещину в скале.
От взора Ильдерима не ускользнул этот молчаливый обмен взглядами.
- Быть может, хватит!? - излишне резко вскричал он, ударив кулаком в ладонь.
- Прости, принц. Но я, в самом деле, могу поведать то, что узнал только в присутствии его божественного величества.
Про себя Конрад подумал, что рановато Ильдерим решил оттеснять отца от кормила власти. Хайдар еще не стар годами, крепок телом и духом.
Впрочем, не один принц, слишком рано засмотревшийся на Порог Счастья, получал от своего божественного отца в дар шелковый шнур, золотой кинжал и чашу толченых бриллиантов, что бы уйти в Рай с подобающим особе королевской крови почетом.
В Ираме может быть только один живой бог.
Хайдар вошел стремительно. Сильный, подтянутый и злой. Он жестом остановил попытку Конрада встать на колени.
- Не до церемоний, васканец. Ты нашел то, что искал?
И тогда Конрад начал свой рассказ. И кое-что он все же упустил, что бы пощадить уши Эсме. Он не стал рассказывать, как срезал лицо со своего врага, сделал из него маску и в таком виде целый день кочевал с Кожелицыми.
Когда он закончил, было уже темно.
- Значит, сила Нэтока идет от развалин Эребии?
- Я понял это так. Он черпает ее оттуда, словно виночерпий из бочки.
- Разумно ли предположить, что если отрезать ему доступ к этой бочке, Нэток ослабеет.
- Разумно предположить это. Но я бы не дал руку на усечение за такой исход. Слишком уж просто. Нэток знает о своей уязвимости. Думаю, он предпринял меры предосторожности.
- Но попытаться сделать это мы должны. - не допускающим возражений тоном сказал король.
- Теперь Нэтока можно убить. Я разрушил сердце бессмертного воина, из которого он черпал неуязвимость. Нэток теперь не полубог, он просто колдун!
- Это очень много значит. Если это правда так, ты совершил все, что в человеческих силах и даже больше.
- Нэток перестал участвовать в сражениях. Его теперь не видят целыми неделями, он лишь иногда появляется перед своей армией. - сказал Ильдерим.
Комната погрузилось в молчание. В сгущающейся тьме Эсме протянула руку и коснулась запястья Конрада. Он чуть вздрогнул.
- Я думаю, наш гость утомлен своим путешествием и пережитыми опасностями. -сказала наконец принцесса. - Позволим ему отойти ко сну.
- Да, конечно, пусть идет. Мы созовем наших советников и будем решать что делать. Ты тоже свободна, дочь наша.
Эсме и Конрад были уже в дверях.
- И еще кое-что. В тебе, васканец, я уверен. А тебе, дочь наша, я отдельно напоминаю, что ничего из того, что было сказано в этой комнате не должно покинуть ее.
Эсме зло тряхнула непокрытой головой.
- Ты поняла нас?
- Да, отец.
Конраду предоставили роскошную комнату, балкон которой выходил на благоухающий ночной сад.
Сейчас ему было не до цветов.
Больше всего на свете он мечтал выспаться. Проглотив почти не чувствуя вкуса поздний ужин, Конрад с изумлением увидел, что рабы вносят в комнату золотую ванну для омовений.
- Было уже слишком поздно что бы топить ради тебя баню. -сказала Эсме, выглядывая из-за спины чернокожего раба. - Я, конечно, люблю, когда от мужчины пахнет мужчиной, но от тебя скорее несет козлом.
Конрад коротко рассмеялся. Эсме была все той же. Быть может он и изменился там, в Пустоши. Но Эсме - Эсме все еще огненная принцесса.
На низком столике словно по волшебству появилось и вино, которого в столице правоверных казалось бы, не должно было быть вообще.
- Небольшое чудо. - словно угадала его мысли Эсме.
- А как же божественный Хайдар, чье око видит сквозь камень, и который должен карать нарушителей Завета по всей строгости закона. - спросил Конрад, отпивая вина, впрочем скверного.
- Отец и сам иногда капнет в щербет немного узу, для пищеварения. А потом еще немного. Потом еще немного. Так что потом его выводят под руки. - рассмеялась Эсме.
Маленькая слабость казавшегося монолитным Хайдара не заставила Конрада разочароваться в короле Ирама.
- Не то Ильдерим.
Эсме отпустила рабов.
- Я сама буду прислуживать тебе.
- Ты?
Эсме приняла покорную позу, сложила руки на животе и с выражением раболепия и страха посмотрела на Конрада из-под челки черных как уголь волос. Конрад едва удержался от того, что бы не расхохотаться в голос. Но первой засмеялась сама Эсме. Нет, он не разлюбил ее в Пустоши. Просто он забыл, какая она великолепная.
Пустошь что-то отняла у него. Но Пустошь не в силах отнять у него Эсме.
Он смыл с себя дорожную пыль, застарелый пот и кровь, он смыл с себя Пустошь. Смыл иаджуджей. Смыл черную магию эребийских развалин и тлетворное дыхание Хаоса. Горячая вода будто бы уносила с собой пережитый ум ужас и то темное знание, которого он коснулся.
У него была Эсме. И весь мир.
Как всякий влюбленный, Конрад чувствовал себя готовым перевернуть весь мир.
Чуть позже они слились в объятиях, в которых поровну было жадной молодой страсти и странной пронзительной нежности. Раньше Эсме не была такой. - рассеянно подумал Конрад. - Раньше она просто занималась этим потому, что ей нравятся утехи плоти. Сейчас она словно таяла под ним, она вся была его. Долгое ожидание истомило ее. И еще она успела понять, что этот сероглазый великан не просто очередная интрижка. Эсме влюбилась. В первый раз в жизни по-настоящему влюбилась. Конрад почувствовал эту перемену и, несмотря на малый опыт в любовных делах понял, что она означает.
Сам он чувствовал себя отвратительно. Пустошь осквернила его плоть и душу. Он вспомнил липкие объятия суккуба там, в заносимом песком древнем городе.
Признаться в этом Эсме значило ударить ее в самое сердце. Есть правда хуже всякой лжи. Если она узнает, то в одно мгновение превратится в сущую гарпию.
- Мне так не хватало тебя там, в Пустоши. - сказал Конрад. Он не лгал. Образ принцессы, в самом деле, не раз и не два возникал у него перед глазами, когда он скитался в омрачненных землях. - Мне было одиноко без тебя.
- Я благодарна Нэтоку. - шепнула Эсме. - Если бы он не поднял Пустошь, я не встретила бы тебя.
В их любви с самого начала было что-то обреченное, трагическое.
Она начиналась в осажденном городе, и в осажденном же городе продолжалась.
Конрад провалился в сон. Сначала Морфей смилостивился над ним, и рыцарь спал спокойно, без сновидений. Но ближе к расцвету вернулись сны. На крыльях сна прилетели гарпии, пришли ламии, но это было не самое страшное. Под покровом сна покинули свои могилы мертвецы. Они все пришли к нему. Те, кого он убил и те, кого он не смог спасти. Они не рычали зловеще, не тянули к нему мертвые руки с внезапно выросшими на них когтями. Они стояли и молча смотрели. В пустых глазах мертвых была зависть. Ты жив и лежишь на мягких простынях с женщиной, а наши кости гложут шакалы. Мы тоже хотим быть живыми и лежать на мягких простынях, а не в каменистой земле. Ты не отпел нас, мы не увидим ни Чертогов Героев ни даже Преисподней. Мы теперь новые тени Пустоши.
Но я не виноват, что выжил! Я не виноват, что магия руин не взяла меня. - возражал во сне Конрад.
Мы знаем. - отвечали мертвые. Мы знаем. Но мы все равно ненавидим тебя.
За что?
За то, что ты жив. У мертвых нет ничего, кроме жажды жизни.
Тут Конрад проснулся. Он не знал, обычный ли сон, вызванный неспокойной совестью, он видел, или к нему, в самом деле, явились души погибших в Пустоши воинов. Эсме не было рядом. Конрад оделся в чистую одежду, лежавшую возле его ложа, перепоясался мечом, и отправился на поиски кого-нибудь, кто знает, где сейчас находятся Сыны Солнца. Он и так чувствовал себя предателем, потому что вернулся из Пустоши один. Вчерашний вечер он провел в обществе Ильдерима и Хайдара, а ночь в объятиях Эсме.
Сейчас ему нужно разыскать своих братьев по оружию, если хоть кто-то из них еще жив.