Прекрасно помня, чем кончилась попытка вернуть к жизни стюарда, пробовать коготь на ней я не осмелился. Обыскал тело, но не нашел почти ничего, кроме девяти хризосов, которые спрятал в кармашек ножен. По словам Идас, за хризос она наняла себе в помощь одного из матросов, а если так, очевидно, Абайя (или кто там из его министров отдал девчонке приказ) снабдил ее десятью. Срезав с нее сапоги, я обнаружил, что пальцы ног Идас необычайно длинны и соединены перепонками. Обувь я осмотрел с тем же тщанием, с каким девчонка пару страж назад обыскивала мои пожитки – рассек на кусочки, распорол каждый шов, однако успеха добился нисколько не большего.
Чем дольше я, сидя на койке, разглядывал ее тело, тем сильней удивлялся: где были мои глаза? Как я мог обмануться? Правда, обманула мой взор не столько Идас, сколько воспоминания об ундине, освободившей меня, запутавшегося в стеблях ненюфаров во время купания в Гьёлле, а после перехватившей посреди ночи у того самого брода. Она была настоящей великаншей, оттого Идас и показалась мне долговязой, голенастой девицей, а не огромных размеров ребенком, хотя довольно похожего ребенка – мальчишку, и куда младше возрастом – держал у себя в замке Бальдандерс.
Должно быть, главную роль тут сыграли волосы той ундины – не белые, травянисто-зеленые. Мне сразу следовало бы понять, что столь яркий зеленый цвет ни человеческим волосам, ни звериному меху от природы не свойственен, а если и свойственен, то лишь в результате воздействия крохотных водорослей, называемых тиной, наподобие тех, в крови зеленого человека из Сальта, да и веревка, оставленная в пруду, тоже довольно скоро позеленеет… Какого же я свалял дурака!
О смерти Идас следовало доложить. Первым делом мне пришло в голову поговорить с капитаном, а дабы заранее заручиться его благосклонностью, связаться с ним через Барбата либо Фамулим.
Но как только я затворил за собой дверь, мне сделалось ясно: представить меня капитану в выгодном свете ни тот, ни другая не смогут. Разговор в их апартаментах для них был первой встречей со мной, а для меня с ними – последней. Выходит, придется разыскать капитана как-то иначе, удостоверить подлинность собственной личности и сообщить, что произошло. По словам Идас, внизу полным ходом идут ремонтные работы, а возглавляет их наверняка кто-то из офицеров… Рассудив так, я снова направился вниз, по продуваемому сквозняком трапу, и на сей раз, миновав загородки аппортов, спустился еще ниже. Жара и влажность усиливались на каждом шагу.
Как это ни абсурдно, спускаясь в низы, я почувствовал, что мое тело, почти невесомое на том ярусе, где находилась каюта, сделалось еще легче. Прежде, карабкаясь к верхушке мачты, я заметил, что притяжение корабля слабеет по мере подъема – следовательно, по пути вниз, в корабельное чрево, оно должно было нарастать, однако у меня такого впечатления не возникло. Скорее, наоборот.
Вскоре снизу донеслись чьи-то шаги, а опыт последних нескольких страж наглядно свидетельствовал, что любой случайно встреченный незнакомец может желать моей смерти. Остановившись, я напряг слух и выхватил из кобуры пистолет.
Негромкий лязг металла внизу утих вместе с моими шагами, но тут же возобновился – частый, неровный, будто поднимающийся мне навстречу по трапу спотыкается на бегу. Раз подо мною что-то зазвенело, точно оброненный меч или шлем; нетвердый шаг вновь ненадолго стих и вновь зазвучал в прежнем ритме. Сомнений не оставалось: спешащий навстречу бежит от какой-то опасности, а я иду прямиком к ней. Здравый смысл велел тоже бежать прочь, да как можно дальше, однако я остался на месте, из глупой гордости решив не отступать, пока не узнаю, что именно мне угрожает.
Долго ждать не пришлось. Вскоре внизу показался человек в латном доспехе, без оглядки бегущий наверх. Еще миг, и я, отделенный от встречного лишь одним пролетом, смог разглядеть его во всех подробностях. Казалось, правая рука его даже не отсечена – оторвана начисто: из-под блестящего полировкой брассарда свисали обильно кровоточащие клочья мышц пополам с обрывками сухожилий.
Казалось, опасаться нападения со стороны этого человека, раненого и вдобавок изрядно напуганного, резона нет: скорее уж, он, почуяв во мне угрозу, пустится в бегство. Спрятав пистолет в кобуру, я окликнул его и спросил, что случилось и чем ему можно помочь.
Бегущий, остановившись, поднял голову, взглянул на меня сквозь забрало шлема, и я с удивлением узнал в нем Сидеро.