Еще до того, как улицы огласились криками и возгласами тех, кто искал своих, еще до того, как каждый начал окликать своих близких, еще до того, как во всеобщем гвалте начали обсуждать этот удар судьбы, Элия вышел из табачной лавки. Во время землетрясения он оставался там. Он не успел ни о чем подумать, даже о том, что ему может грозить смерть. А потом он поспешил на улицу. Он оглядел тротуар и в полный голос завопил:
— Миуччия! Миуччия!
Но никто даже не обернулся на его зов, потому что в эти минуты на корсо слышались крики, каждый звал своих. И голос Элии утонул в шуме толпы, которая уже возвращалась к жизни.
Кармела медленно шла по покрытым густым слоем пыли улицам. Шла упорно, как давно не ходила. К ней вернулась сила, это поддерживало ее. Она пробиралась сквозь толпу, обходила трещины на дороге. Тихо разговаривала сама с собой. Все смешалось в ее голове. Землетрясение. Ее братья. Старый Корни, лежащий при смерти. Прошлое возникало в ее мозгу, как извержение магмы. Она перескакивала от одного воспоминания к другому. В ней толпилось множество лиц. На тех, кто ее окружал, она не реагировала. Женщины на улице, увидев, окликали ее, спрашивали, все ли у нее в порядке, не пострадал ли ее дом от землетрясения, но она не отвечала. Она шла вперед, шла упорно, поглощенная своими мыслями. Она поднялась на виа деи Супличи. Склон был крутой, и ей пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Пользуясь передышками, она смотрела на деревню. Она видела мужчин, засучив рукава, они простукивали стены, чтобы определить, насколько они пострадали. Она видела ребятишек, которые приставали с вопросами к взрослым, но никто не мог им ответить. Почему задрожала земля? А она опять задрожит? И так как матери не отвечали своим чадам, она ответила за них, она, которая так долго молчала:
— Да, земля снова задрожит. Снова задрожит. Потому что мертвые жаждут.
Она сказала это и пошла дальше, оставив позади деревню с ее криками и воплями. Дойдя до конца виа Супличи, она повернула направо, вышла на дорогу в Сан-Джокондо и наконец добрела до ограды кладбища. Именно туда она шла. Она встала со своего стула с единственной мыслью: прийти на кладбище.
Казалось, ей стало легче, когда она толкнула железную калитку. И на ее старческом лице промелькнула совсем девичья улыбка.
Как раз тогда, когда Кармела пошла по аллеям кладбища, в Монтепуччио вдруг воцарилась тишина, мертвая тишина. Словно всех внезапно охватило одно и то же предчувствие, один и тот же страх поразил все умы, и даже одни и те же слова сорвались со всех губ:
— Новый толчок.
При каждом землетрясении бывают повторные колебания почвы. Неизбежно. Новый толчок сейчас будет. Долго ждать не придется. Рано радоваться и расходиться по домам, если нового толчка еще не было. И все жители Монтепуччио теснились друг к другу на площади, на корсо, в улочках. Некоторые забежали домой за одеялами или какими-нибудь ценными вещами на случай, если при повторном толчке их дом не устоит. А потом снова вернулись на улицу, мучительно ожидая несчастья.
Один Элия бегал по улицам, суетился, пробираясь сквозь толпу и спрашивая всех знакомых:
— Моя мать? Вы не видели мою мать?
А вместо ответа на его вопрос все твердили одно и то же:
— Сядь, Элия. Перестань бегать. Подожди. Сейчас все повторится. Останься с нами.
Но он не слушал и продолжал поиски, словно ребенок, потерявший в толпе маму.
На площади он услышал, как кто-то крикнул ему:
— Я видел твою мать. Она шла на кладбище.
Даже не поискав глазами того, кто пришел ему на помощь, он помчался к кладбищу.
Земля снова затряслась так неожиданно, что Элия упал лицом в дорожную пыль. На самой середине улицы. Под ним гудела почва. Камни шевелились под животом, под ногами, под ладонями. Земля растягивалась, сжималась, и он чувствовал каждую ее судорогу. Ее гудение отдавалось в его костях. Несколько секунд он лежал так, уткнувшись лбом в пыль, потом колебания прекратились. Это было всего лишь эхо прошедшего гнева. Своим вторым пушечным выстрелом земля напомнила людям о себе. Она здесь. Она живет под их ногами. И возможно, придет день, когда от усталости или от гнева она поглотит их всех.
Когда гудение прекратилось, Элия встал. По его щеке струилась узенькой ленточкой кровь. Падая, он поранил себе бровь. Даже не стерев ее, он продолжил свой путь к кладбищу.
Входные ворота валялись на земле. Он перешагнул через них и пошел по главной аллее. Надгробия повсюду были выворочены. Длинные разломы тянулись по земле, словно шрамы на теле атлантического краба. Статуи были разбиты. Некоторые мраморные кресты виднелись в траве, разбитые на куски. Подземный толчок прошел по аллеям кладбища, словно там как смерч пронесся табун диких лошадей, сбивая статуи, переворачивая вазы и раскидывая большие букеты засохших цветов. Кладбище разрушилось, так рушится дворец, выстроенный на сыпучих песках. Элия дошел до огромного разлома, который перерезал аллею. Он молча посмотрел на него. Земля здесь еще не совсем сомкнулась. И в эту минуту он понял, что бесполезно звать Миуччию. Понял, что больше никогда не увидит свою мать. Земля поглотила ее. И не отдаст обратно. И еще он почувствовал в жарком воздухе запах матери.