Перевод: Rosland
Редактура : Rosland
Русификация обложки: Rosland
Посвящается Элли
Хотелось бы мне сделать больше, быстрее.
Хотелось бы мне пронести тебя через всё это.
До того дня, как мы встретимся вновь
Где-то в Золотистом Океане
Пролог. Дейфилиус
Голод.
Холодный. Лишённый чувств. Безжалостный.
Вечно таящийся где-то там, вечно ждущий возможности дать о себе знать.
Это первое… и это последнее.
В итоге это единственное, что они помнят.
Голод прикасается к ним длинными щупами, напоминая им, притягивая их, чтобы получить желаемое, слегка жаля их, чтобы предостеречь, когда они слишком близко подбираются к горячим краям.
Избегание голода требует дисциплины. Это требует структуры и формы. Голод принуждает к поиску решений, ибо голод неспособен на компромиссы. Он не способен остановить собственный марш вперёд. Голод нельзя урезонить.
Голоду плевать на средства.
Голоду есть дело лишь для того, чтобы его утолили.
Теперь они голодны. Они не были такими голодными за всё то время, что они помнят, а ведь они помнят очень долгое время. Их умы становятся лихорадочными от этого голода. В то же время он фокусирует всю их энергию, их волю, их хитрость на одной-единственно точке. Потеря контроля, страх неподвижности и изобилия, страх боли от света…
Всё это ждёт их, когда питание закончится.
Они не могут питаться друг от друга. Это всё равно что песок будет поглощать песок.
Они не могут питаться солнцем или другими звёздами.
У них больше никого не осталось, так что они призывают верных.
Они призывают тех, что слушают во тьме.
Они призывают Рыцарей Последних Дней.
Те верные слуги — единственная чистая вещь, что осталась в падшем, провалившемся мире. Они — единственное, что может спасти их от поглощения забвением.
Всё, чему их учили, готовило их к этому дню.
Дейфилиус открыл глаза, хмуро посмотрев на изогнутый белый потолок.
Голоса остались на заднем плане, когда он почувствовал, что пробуждается. Как будто они постепенно приглушились, но вместо того чтобы исчезнуть полностью, как они сделали бы это даже несколько недель назад, они остались там, шепча в его голове и не уходя.
Теперь они стали громче.
Теперь они были как никогда громкими.
Они стали громче даже по сравнению со вчерашним днём.
Дейфилиус никогда не слышал, чтобы они были такими громкими… или испытывали столько боли.
Скрестив мускулистые и слегка волосатые руки поверх мощной груди, Дейфилиус, или «Дей», как называли его самые близкие друзья и коллеги в ордене, позволил своему разуму погрузиться в пассивность. Он держался открыто и ждал, надеясь, что это приведёт его учителя к нему.
Сейчас он нуждался в нём.
Он нуждался, чтобы ему сказали, что делать.
Очевидно, что что-то пошло ужасно, ужасно не по плану.
Голоса хотели его помощи; они нуждались в его помощи. Что бы ни произошло, это встревожило его ангелов, Серебристых Стражей, и весьма сильно. Дейфилиус не помнил, чтобы когда-то ранее они взывали к своим воинам на Земле в такой целеустремлённой и отчаянной манере.
Однако пока он лежал там, в предрассветном свете, его учитель не пришел.
Молчание сделалось тяжёлым, более подавляющим.
Призвав терпение, Дейфилиус подождал ещё немного.
Его тело лежало на чистой белой простыне, на единственной кровати в комнате с пустыми стенами без украшений. На этих стенах не было мониторов, синтетических ламп, зеркал, украшений, личных вещей или панелей доступа. Если не считать самой кровати, в комнате не находилось ничего, кроме нескольких духовных текстов в оригинальных переплетах из кожи и бумаги, стоявших на простых деревянных полках.
Люк в потолке обеспечивал освещение в камере, когда солнце находилось на небе, или же когда луна или звёзды ночью были особенно яркими.
В остальных случаях Дей использовал свечи. Он зажигал их главным образом для чтения, или когда чувствовал потребность в свете во время медитации, или просто чтобы увидеть лица его отцов.
Это была не тюремная камера. Такая жизнь не была формой наказания, наложенного на него добровольно или как-то иначе — хотя Дейфилиус знал многих, кто счёл бы это наказанием.
Он считал это монашеской кельей, не слишком отличной от того, как он жил в детстве. Будучи ранним рекрутом ордена, избранным самим El Patrón, он получил маленькую комнатку возле апартаментов главы-настоятеля. Только потом он узнал, насколько это большая привилегия.
В детстве он был слишком мал, чтобы понимать.
В детстве он сосредотачивался на неправильных аспектах своего воспитания в тех заснеженных горах Аргентины. Как и все дети, он хотел, чтобы жизнь была лёгкой и лишенной жертв. Как и все дети, он вынужден был повзрослеть прежде, чем сумел по-настоящему оценить данные ему дары, колоссальную услугу, оказанную ему, когда его вот так выделили — и самое главное, он не успел оценить, что на самом деле значили те ранние годы страданий.
Конечно, ему помогли понять эти вещи.
За годы ему оказали так много помощи.
El Patrón был щедр. El Patrón говорил с ним, даже в раннем возрасте.
То бормотание становилось громче по мере взросления Дейфилиуса; он подозревал, что отчасти это вызвано тем, что он научился активно слушать их.
Он также научился прислушиваться к их советам.
Он научился позволять ангелам направлять его.
Когда ему исполнилось девятнадцать, голос его Патрона стал самыми важными отношениями в его жизни. Он заполнял все паузы тишины, уберегал от одиночества и смятения. Он оставался его постоянным спутником вплоть до взрослой жизни — учил его, советовал, направлял, отчитывал, подталкивал к действиям, когда это требовалось.
Он показывал ему повадки и обманы безбожного хаотичного мира.
Он показывал ему разруху, тёмную изнанку всего, что в его юных глазах выглядело прекрасным.
Дейфилиус принял эти уроки близко к сердцу, как только он стал достаточно зрелым, чтобы осмыслить их.
Даже сейчас он старательно работал, чтобы не забыть, кто он такой. Он усердно трудился, чтобы поддерживать свою дисциплину и осознание опасностей мира.
Эта комната была наглядным примером.
Вопреки тому факту, что последние сорок лет он мог бы лежать на простынях с золотыми нитями, Дей спал в простоте, чтобы лучше видеть лицо его Бога. Он избавился от личной роскоши в пользу неразвращённого места, чтобы думать и молиться.
Всё в его жизни — абсолютно всё — было выстроено вокруг потребностей El Patrón, вокруг серебристых ангелов, которые говорили через него, вокруг Единственного Истинного Бога. Он силился различить их голоса во всём, что он делал, в каждом принятом им решении, в каждом отданном приказе.
Их молчание теперь беспокоило его.
За последние несколько лет случилось много всего.
Всё началось с чумы, убивающей людей и показавшей человечеству его истинное лицо. Маска была содрана, фасад оказался стёрт. Дейфилиус ощущал лишь радость в сердце, наблюдая за погружением обычных людей в хаос и безнадёжность. Он знал, что это первый и необходимый шаг для его братьев и сестёр на их пути к Единственному Богу.
Сначала они должны осознать глубины собственной развращённости.
Дейфилиус понимал это. В результате он никогда не отчаивался. Ни разу за всё это время он не чувствовал, что события, которым он стал свидетелем, шли против священного плана Бога.
Никогда до сегодняшнего момента.
Пусть даже развращение Святых Моста и Меча имело прецеденты в священных текстах. Пусть даже это печальное и разочаровывающее предательство запечатлелось на гобелене истории. Падение человечества было необходимо, чтобы человечество эволюционировало на следующих этапах. Мир сгорит, гласили все священные тексты и людей, и видящих. Но он может возродиться как Феникс.