Ревик кивнул, сжав мою ладонь.
Лили не отпускала меня.
Джон и Мэйгар по-прежнему держали ладони на моих плечах.
Закрыв глаза, я открылась структурам над моей головой, наблюдая, как они развёртываются вниз, распрямляются как замысловатая лестница, созданная из бриллиантов и света. Это развёртывающееся ощущение снова напомнило мне то чувство, возникавшее при телекинезе. Оно даже сопровождалось тем же приливом удовлетворения, почти удовольствия, проносившегося по моему свету.
Но сейчас оно казалось более структурированным и как будто более конкретным.
Такое чувство, будто какая-то часть меня ждала этого, ожидала этого самого задания, с использованием именно таких частот света.
Наверное, так и было.
«Я сейчас начну, любовь моя, — пробормотал голос Ревика в том высоком пространстве. — Мне может потребоваться несколько минут, чтобы понять, как соединиться, но я хотел тебя предупредить. Я понятия не имею, насколько интенсивно это будет, и каким быстрым будет поток, если я сумею подключиться…»
«Всё хорошо, — сказала я ему, отбрасывая все его тревоги. — Всё хорошо, Ревик. Не сдерживайся. Всё будет нормально. Не сдерживай ни капли».
«Я люблю тебя, жена. Я тебя обожаю».
«Ревик… не надо. Пожалуйста, не надо. Я не могу. Я сейчас не могу».
Последовало молчание.
Я ощутила, что он понимает. Я ощутила, что он целиком и полностью понимает мои слова.
И всё же, когда он не заговорил, я тоже не сумела промолчать.
«Я тоже тебя люблю, — послала я. — Больше всего на свете. Так люблю, что не могу вынести прощание с тобой. Пожалуйста, не прощайся со мной. Не сейчас».
«Никогда, жена, — пообещал он, и его мысли были твёрдыми. — Я никогда не стану прощаться. Никогда. А ты никогда не будешь прощаться со мной».
Почувствовав его вверху, наблюдая, как те верхние его части перестраиваются в бело-сине-золотом пламени, образуя сложные геометрические фигуры и устремляясь в те похожие на лестницу структуры моего света, я могла лишь кивнуть. Я понятия не имела, кивнула ли я своей головой или какой-то другой невидимой частью.
В любом случае, он, должно быть, увидел это или просто почувствовал и понял.
Я ощутила, как он вплетает нити своего света глубже в ту лестницу над моей головой, встраивается в неё, сливая всё больше и больше своего света с моим. При этом я ощутила, что он как будто получил разряд энергии от этой связи, словно это придало ему опору, основание, заземлившее и укрепившее его свет с того верхнего уровня.
Используя меня как какой-то помост и платформу, он начал подниматься, все ещё сжимая верхнюю часть той лестницы. Те структуры продолжали поддерживать его, пока его свет поднимался, тянулся вверх пирамидой, пока наши соединённые aleimi-геометрии не начали напоминать почти световую версию Эйфелевой Башни.
Пока я смотрела на него там, наблюдая за его светом, который тянулся вверх к солнцу, до меня внезапно дошло, что я вижу.
Увидев это, я уже не сумела развидеть. Я также невольно поражалась собственной слепоте.
Это была вообще не лестница.
Это был мост.
Ревику показалось странным, каким простым всё оказалось в конце.
Не то чтобы что-то из этого было простым.
Не то чтобы он мог посчитать простым то, что рушилось вокруг него, вокруг его жены и семьи — это слово, сама эта идея казалась какой-то чудовищной издёвкой.
В плане реальности того, что всё это подразумевало, ничего не было простым.
И всё же механика его света, работавшего с ней… после всех тех лет, что он работал над своим aleimi, всех избиений и пыток, всех людей, что были убиты или пострадали в ходе, всех лет, что он верил, будто вообще ничего не сможет сделать своим светом… в сравнении с таким механика происходящего была поразительно лёгкой.
Свет Элли развернулся над её головой как какая-то пирамида Хеопса из золота и звездной пыли, выходя из неё с такой замысловатой структурой, присутствием, Барьерным знанием, уверенностью, плотностью и просто интеллектом, что создалось такое впечатление, будто она разломила свою голову, и целый новый мир появился из единственного света в её голове.
Это не только было так прекрасно, что вызвало у него абсолютное благоговение, возбуждение и испуг (и gaos, это был охеренно прекрасно, и определённо оказало на него такое воздействие), но и в этом содержалось столько внутреннего функционала, столько информации и знаний, что должно случиться, что это просто взрывало ему мозг.
И это оказалось даже к лучшему, поскольку это сообщило ему, что именно надо делать.
Как только он соприкоснулся с той структурой, его свет просто… двинулся.
Он трансформировался в новые фигуры, двигаясь туда, куда указывал свет Элли, связывался с ней в манере, в которой он никогда и не думал связаться с ней. Он осознал, что его свет следует за ней в замысловатом танце, создавая новые фигуры, пока они сливались и переплетались вместе.
Всё это произошло быстро.
Так быстро, что он мысленно моргнул, и всё закончилось.
Простираясь из него жидкими прядями вверх и вниз, его свет вплетался глубже в неё, следуя за мягкими тычками его света. Он позволил этому замысловатому помосту света и присутствия окутать его и создать плотную платформу для его света… высоко-высоко над местом, где его физическое тело оставалось на земле.
Как только структура подхватила его, она побудила его подниматься.
Так что Ревик поднимался.
Он поднимался, не выпуская её внизу, и он никогда не поднимался в том пространстве настолько быстро или без усилий. Он поднимался так стремительно, что это дезориентировало его, и он испугался, что может вообще пролететь мимо своей цели и оказаться в каком-то измерении Барьера слишком далеко от Земли.
Он осознал, насколько это отличалось от нормальных Барьерных путешествий.
В отличие от таких путешествий, которым он обучал Элли, когда только забрал её из Сан-Франциско, такое путешествие требовало от него принести с собой некий элемент физического мира. Тут он чувствовал, что Элли выступает как настоящий мост — мост света между тем физическим, материальным миром внизу и тем, что существовал в измерении света.
В теории он понимал потребность в подобном.
По своим прежним исследованиям и по пониманию старых книг он даже знал, что элерианцев называют посредниками именно по этой причине — из-за способности действовать как буквальные звенья между физическим миром и Барьером.
Эта способность предположительно отличала их от обычных видящих, которым обычно приходилось существовать или в одном измерении, или в другом.
Конечно, это было сильное упрощение, но Ревик понимал теорию.
Он в некотором роде виде сквозь неё, чувствовал там сложности, возможности, но знал, что сейчас не время это изучать.
Сейчас скорее пора применить теорию на практике, и неважно, мог он объяснить это себе или нет — и не только в плане разрыва или встряхивания атомов, чтобы создать взрывы или сместить воздух для победы над врагами.
Жар послужил первой подсказкой о том, что он приближается.
Поначалу, пока он поднимался сквозь ту ночь, было прохладно.
Он мельком видел звёзды и облака, проблески луны и металл спутников. Он чувствовал присутствия других существ, паривших возле него в том холодном пространстве — это могла быть космическая пыль или Барьерные существа, планеты или луны, вращавшиеся вокруг них.
Но постепенно становилось теплее.
Затем сделалось жарко.
По мере того, как он карабкался, становилось всё жарче.
Когда его подъём замедлился, жар всё равно усиливался.
В какой-то момент он наконец-то достаточно сбросил скорость, чтобы видение мира вокруг выровнялось, позволив ему посмотреть, что жило в ночном небе перед ним. Из того размытого света и присутствия сформировалась ясная картинка, поразившая его сердце.