– Я помолилась.
– Здорово, если это поможет.
– Мама ждет. Велела привести тебя после экзамена, накормить хочет.
Я вспомнил, что Хаим, голодный, сидит на чердаке, и почувствовал себя виноватым. Но, как потом оказалось, беспокоился я напрасно.
Накрывая на стол, тетя Сусанна сказала:
– Вчера полкастрюли долмы отложила, а утром заглянула – пустая кастрюля. Гарик спал без задних ног, да и Сурен отнекивается, – затем она обернулась к Манушак, – и ты отказываешься. Куда ж подевалось столько долмы?
– Сурен съел, – уверенно ответила Манушак.
– Ну и что же он не сознается, неужто я рассержусь? Съел так съел – на здоровье.
– Не помнит, – предположила Манушак, – может, в полусне ел.
Тетя Сусанна забеспокоилась:
– Ну, уж если он во сне начал есть, так нам на кастрюли замки надо вешать. Он и наяву-то не соображает, когда следует остановиться, а уж с полусонного какой спрос.
Я-то смекнул, что Сурен тут ни при чем, но сказать ничего не мог.
После обеда Манушак принесла водку в графине.
– Заслужил, можешь выпить стаканчик.
Я выпил и поставил стопку на стол. Тетя Сусанна взглянула на стенные часы и обратилась к Манушак:
– Время за мужчинами присмотреть.
– Может, ты сама сегодня сходишь к ним? День-то особенный – человек школу окончил, мы пойдем погуляем.
– Еще не окончил – откуда тебе знать, какую я оценку получу?
– Я такой сон видела про тебя, можешь не беспокоиться! – обнадежила меня тетя Сусанна.
Манушак помыла посуду и пошла в свою комнату. Я встал и пошел за ней. Пока Манушак переодевалась, я тихонько открыл сумку, достал пару кассет и спрятал во внутренний карман пиджака.
Когда мы вышли на улицу, Манушак взглянула на туфли и прищелкнула каблучками по асфальту:
– Эти каблуки твой отец поменял, хорошо он работает.
Чинил обувь он и вправду хорошо, да только незаметно повреждал ее в каком-нибудь другом месте, так что через неделю или десять дней приходилось снова нести обувь на починку. Я внимательно присмотрелся и разозлился, ведь знал же, для кого чинил. Так нет, опять за свое.
На перекрестке показалась новая «Волга». За рулем сидел Рафик, он замедлил ход. Глядя на Манушак, он улыбался, как улыбаются, вспоминая что-нибудь приятное. Манушак, будто в испуге, отвела глаза и опустила голову. Машина проехала мимо, а мы свернули направо, в сторону летнего кинотеатра.
Такая улыбка Рафика, по правде сказать, была для меня неожиданностью, да и Манушак показалась мне странной: шагала, не издавая ни звука, опустив голову. Затем взглянула на меня, виновато улыбнулась и, поцеловав в плечо, проговорила:
– Люблю.
Она казалась такой беззащитной и доверчивой, мне стало жаль ее, и сочувствие к ней охватило меня, подумал: я, наверное, все усложняю. Возникшее неприятное чувство пропало, но смутная тень какой-то неопределенности все-таки осталась.
Только начался фильм, я прошептал на ухо Манушак:
– Дело есть, если задержусь, не ищи меня, я приду.
Я вышел из зрительного зала и поднялся по узкой лестнице в комнату, где был кинопроектор. Механик играл в домино со своим помощником-заикой. Я достал кассету из кармана и показал ему.
– Что-нибудь смыслишь в проекторах для таких кассет?
– Это для «Красногорска», проще некуда.
– Может, объяснишь, как им пользоваться.
– А где проектор?
– Проектора пока нет.
– Вот когда будет, тогда и научит, – сказал помощник, недовольный прерванной игрой.
Я достал три рубля и положил на коробку с домино.
– Сходи возьми пива на все.
Механику идея понравилась:
– Это много, куда столько!
– Ничего, справитесь.
– Я выигрывал, – сказал помощник и бросил кости на стол.
Когда он ушел, механик вырвал листок из тетради и начал чертить проектор, по ходу объясняя назначение деталей, где какая кнопочка, как заправлять киноленту, куда, что и как переключить или отключить. Когда он закончил, вырвал второй листок и положил передо мной со словами: «А ну-ка, теперь ты нарисуй». Мой рисунок получился куда лучше, я хорошо помнил все, что он объяснил. Он сделал мне единственное замечание – вначале нажимать на эту кнопку, – уточнил он. Оба листочка я спрятал в карман и вскоре сидел около Манушак. Она и не заметила моего возвращения, смотрела, не отрываясь, на экран полными слез глазами.
После фильма мы прогулялись по проспекту Руставели, там встретили знакомую Манушак.
– Я была на концерте итальянцев во Дворце спорта, – она была в восторге. – Если б ты знала, как они одеты, как поют! Как жаль, что я не в Италии родилась.
Я почувствовал, что Манушак завидует знакомой, и ей тоже хочется пойти на концерт. Я поинтересовался ценой билета.