– А это? Оставляешь? – строгим тоном спросил он меня. Казалось, я собрался подойти и подобрать пистолеты, но не тронулся с места. – Быстро! – приказал он.
Я не возражал, но почему-то продолжал стоять на месте. Толик быстро взял пистолеты и протянул мне. Я не брал. Тогда он сам сунул их мне под ремень, один – справа, другой – слева. Затем отступил на шаг, взглянул на меня и сказал:
– Вот так. Мужик.
В это время показались Куса и Романоз, они волокли того парня, который проскочил под гробом. «Так, значит, они знали, где его прячут, потому и нашли так быстро», – будто кто-то подумал вместо меня. При виде трупов парень взвыл, глаза у него выкатились из орбит, и он затрясся всем телом.
– Что случилось? Кто их порешил? – поразился Романоз.
– Этот идиот. – Толик указал на меня рукой.
Парень при виде пистолетов у меня за поясом опять взвыл.
– Что ты натворил, парень? Мы же обо всем договорились, куда ж ты полез? – расстроился Куса.
Трокадэро дал мне пощечину обратной стороной ладони, я почувствовал вкус крови на губах. Понапрасну он беспокоился, я и не думал открывать рта. Что я мог сказать? Что я тут ни при чем? Что, разве они не знали этого?
Парня быстро поволокли к такси. Я увидел, как толпа расступалась, давая им дорогу.
– Садись скорей, двинули. – Толик быстро открыл заднюю дверцу, схватил меня за плечо и усадил почти силком. Затем он взглянул на меня, с сожалением, и сел за руль.
Я уже понимал, что они мне готовили, в какую петлю совали мою голову. Трудно было дышать, еще чуть-чуть, и я мог потерять сознание.
– Не торопись, – услышал я голос Трокадэро, тот сел рядом с Толиком и сплюнул в окно.
Мы медленно объехали трупы, выехали на площадь и спустились вниз по спуску.
– Чисто сработано, – сказал Толик.
Трокадэро едва заметно улыбнулся, он был абсолютно спокоен. Я взглянул на него, он стал мне омерзителен.
Из рассеченной губы кровь капала по подбородку прямо мне на грудь. Трокадэро столкнулся со мной взглядом в переднем зеркальце, достал из сумки завернутые в газету деньги, развернул газету, и там вместо денег оказалось аккуратно сложенное большое белое полотенце. Повернувшись, он дал его мне и, извиняясь, добавил:
– Кажись, я немного переборщил, но не станешь же ты держать на меня зла, не обидишься. – Полотенце я взял, но подбородок не вытер – сил не было даже на это.
Трокадэро опять повернулся ко мне.
– Утри подбородок, – строго сказал он и добавил: – Когда придем туда, держись гордо, чтоб ни у кого не было подозрения, что этих сук не ты уложил.
– Я никого не убивал, – я услышал собственный голос будто откуда-то издалека.
– Я свое исполнил, так что теперь ты должен исполнить свой долг.
– Нет у меня такого долга, – ответил я и вытер подбородок полотенцем.
– Есть, – сказал он строго, – ты друг Хаима.
– Я очень люблю Хаима, но этого дела на себя не возьму, и не думайте.
– Ты несовершеннолетний, тебя не расстреляют, так что будь спокоен.
– Мы об этом не договаривались, я тут ни при чем.
Дружеское выражение исчезло с лица Трокадэро, взгляд остекленел. Он протянул руку в сторону такси, в котором сидели Куса и Романоз:
– Вот они – совершеннолетние, так что хорошенько подумай.
Его неестественное спокойствие действовало на меня уничтожающе. Это был не только страх, не знаю, как назвать это ощущение, я задыхался от собственной беспомощности, и все-таки я смог сказать:
– Это меня не касается.
Он не ответил, еще некоторое время рассматривал меня, а затем отвернулся.
Теперь Толик отыскал меня в зеркальце.
– Болван, – процедил он сквозь зубы с презрением.
– Я тут ни при чем, – повторил я.
Трокадэро переглянулся с Толиком:
– Оставь его. Успокоится и поймет, как надо себя вести.
Затем он наклонился к бардачку, достал полную бутылку водки, откупорил и без слов, повернувшись назад, протянул мне. Я взял и, приставив ко рту, выпил залпом половину, почувствовал, как выровнялось дыхание, ушло напряжение, я захмелел, не знал, о чем и думать, не было сил переживать.
– Ты что натворил? – ворвался в сознание голос Толика.
Я и не понял, как выронил бутылку, она каталась по полу у моих ног, водка выливалась. В салоне стоял водочный дух. Я не шелохнулся: «Пусть себе валяется», – будто кто-то опять подумал вместо меня. Они тоже больше ничего не сказали. Так и проехали мы полгорода в молчании и поднялись в наш квартал. Возле подъезда Хаима собрался народ, нас ждали. Как только такси остановилось, к нему ринулись люди и окружили машину.