ВЕСНИН (со вздохом). Это я давно тебе говорил.
СТАС. А я тебя не слушал, принимая тебя за совка. Кстати, как и твоя сестра.
ВЕСНИН. Сами вы совки. Все понятия извращены до полной противоположности. Олигархи выдают себя за демократов и так далее. Надоело!
СТАС. Вот видишь, ты тоже бомж.
ВЕСНИН. Да, если иметь в виду Советский Союз. Но Россия-то никуда не делась. Здесь моя Родина, здесь мой дом. Да, здесь ныне беспорядок, и мне неуютно. Но, знаешь, поэты во все века и во всех странах никогда не благоденствовали. Хуже, в России установилось самое непоэтическое время в ее истории, - величайшая разруха в сознании людей и беспредел во всех сферах жизни и власти. Вот это терпеть - у меня нет уже сил, не хватает дыхания.
СТАС (с изумлением). Думаешь уйти?
ВЕСНИН. Когда надумаю, тебе не скажу. Еще последуешь за мной сдуру.
СТАС. А я скажу тебе. Надо же исповедаться перед кем-то, прежде чем как уйти из жизни.
ВЕСНИН. Ничего не говори мне. Ведь я скажу сестре, и не удастся тебе разыграть из себя шарманщика.
СТАС. Не скажешь, как не скажешь о своем решении. Я чувствую, мы оба на пределе, а у тебя есть весьма веские причины. Ни поэзии, ни любви - как поэту жить?
ВЕСНИН. Черт! Ты словно подталкиваешь меня к роковому шагу, который я уже давно держу про запас.
ЕЛЕНА (заглядывая в гостиную). Что с вами? Что случилось?
СТАС. Да, быть или не быть, - вот в чем вопрос!
ЕЛЕНА. Дима, и ты? У него это игра. Сейчас Сана по пути на концерт завезет к нам мать и сына, которых я пригласила от твоего и своего имени.
СТАС. В честь шарманщика с его лебединой песней и крахом.
ЕЛЕНА. Прекрати! Шарманщик - вечная фигура.
СТАС. Как флюгер. О боги! (Носится с новой идеей, внезапно осенившей его.) Флюгер такой и такой, всех времен и народов. Целая галерея картин.
ВЕСНИН. Всемирная слава!
Звонок. Елена открывает дверь, входит Василина.
ВАСИЛИНА. Я одна. Сана взяла с собой Вову. Почти у всех девушек маленькие дети. За кулисами там целый детский сад.
ЕЛЕНА. Хорошо. Это даже кстати. Папа и мама отправились в театр на Чехова.
ВАСИЛИНА (раздевается, снимает сапожки). Вот молодцы!
ЕЛЕНА. Да. У нас все хуже.
ВАСИЛИНА. Что случилось?
ЕЛЕНА. Ничего нового. У Димы перепады настроения и раньше бывали. А теперь все острее переживает, и мысль о самоубийстве все чаще мелькает. Благо, есть с кем поговорить на эту тему.
ВАСИЛИНА. И Стас? Его показывали по телевидению. Там что-то произошло с его картиной.
ЕЛЕНА. Кто-то задел раму, может быть, не нарочно, без умысла, а она висела на плечах шарманщика, и он развалился. Все делали серьезные мины и втихомолку смеялись. Это было ужасно. Но теперь фото с картины «Шарманщик» мелькает в интернете, как бренд.
ВАСИЛИНА. Можно поздравить его с успехом?
ЕЛЕНА. Нет, впал в отчаяние, вот они с Димой с утра пьют и упиваются мыслью о самоубийстве.
ВАСИЛИНА. Хорошо.
ЕЛЕНА. Хорошо?
ВАСИЛИНА. Хорошо. Пусть принимают и меня в клуб самоубийц.
ЕЛЕНА. Сначала мы хорошо поужинаем.
Василина проходит в гостиную, куда Елена приносит горячее блюдо. Веснин и Стас встают, видно, навеселе, и принимаются угощать женщин, что их не устраивает, и они меняются местами.
ВЕСНИН. Василина! А где Вова?
ВАСИЛИНА. Увезли в театр.
СТАС (жене). Садись поешь. Налить вина?
ВЕСНИН (Василине). Вам водки?
ВАСИЛИНА (кивнув утвердительно). С чего вам вздумалось унывать? Эх, мне бы на ваше место! Ах, зачем я не родилась мужчиной?
ВЕСНИН. Нет, нет, одна привлекательная женщина стоит всех мужчин на свете!
ВАСИЛИНА. Да, да... Я могла бы нажить себе состояние, а почти всего лишилась из-за мужа, которого обобрали до нитки; я бы могла возглавить одну из компаний, но из-за дочери лишилась хорошей должности и превратилась в бабушку, которой не позволяют заниматься воспитанием внука. Какая у меня жизнь? Прошу принять меня в клуб самоубийц.
ВЕСНИН (серьезно). Нет такого клуба. Это Елена выдумала.
ВАСИЛИНА. Ну, тогда в клуб влюбленных самоубийц.
ЕЛЕНА. Хотела бы я знать, в кого влюблен Стас?
ВЕСНИН. В самом деле, мысль о самоубийстве возникает у влюбленных в жизнь. Не парадокс ли это?
СТАС. Парадокс! Мейнстрим. Проще сказать, гламур.
ВЕСНИН. В самом деле, Василина, вы всегда производили впечатление влюбленной женщины... Было завидно, в кого вы влюблены, кто этот счастливчик.
Елена знаками предлагает Стасу помочь ей унести пустую посуду; они уходят; затем Стас выходит на крышу.
ВАСИЛИНА. Правда?! Только я сама не всегда знала, в кого. Образы мужчин и женщин множились и сливались, как вдруг обретали осязаемые черты и телесность. Сегодня это Вова и, что греха таить, вы.
ВЕСНИН. Я?!
ВАСИЛИНА. Будто не знали.
ВЕСНИН. Но я думал, это просто ваша непосредственность, ваша манера обращения, ласковая и доверительная до нежности.
ВАСИЛИНА. Не со всеми я такая была и есть. Я всегда знаю, кто может в меня влюбиться или в кого я. Уже это меня радует, но разумнее не увлекаться. Это как цветет папоротник втайне. Но однажды все-таки распускается цветок.
Прямой любящий взгляд, который ничего не просит и не обещает, как свет звезды в душевной глубине женщины.
ВЕСНИН. Вы прекрасны.
ВАСИЛИНА. Вы все думаете о смерти?
ВЕСНИН. Я не думаю о смерти. Гадкого и отвратительного на свете и так сверх всякой меры. Мысль о смерти - это как стрела пронзает мозг, но я еще жив, испытание продолжается.
Стас на крыше, покрытой снегом. Пройдя к краю, стоит, как у пропасти.
СТАС. Зарыться в снег и заснуть. И не проснуться. Бомж в сугробе. Какая идея! Нет. Идеология - это примитивно. Но без идеологии выходит еще примитивнее. Как у дикарей. Где же выход? Выхода нет. Если у Димы не хватает дыхания, то я давно не дышу, нельзя дышать смрадом свалки. Лучше броситься в снег, пока он пушист и чист. (Бросается вниз головой.)
Елена на крыше: Стаса нет. Она возвращается вниз.
ЕЛЕНА. Где он? Он был на крыше. Но там его нет.
Веснин выбегает на улицу; Василина с Еленой обходят квартиру. Входят Татьяна Дмитриевна и Семен Иванович, празднично настроенные. Елена и Василина выбегают к ним навстречу.
ЕЛЕНА. А Диму вы не видели?
ТАТЬЯНА ДМИТРИЕВНА. Нет. А где мы должны были его видеть? В театре?
СЕМЕН ИВАНОВИЧ. Василина! Приветствую! Очень рад. А что, Дима с Вовой вышли на прогулку?
ТАТЬЯНА ДМИТРИЕВНА. Да, что произошло?
ВАСИЛИНА. Сейчас... Как вам понравилась постановка? Ведь нынче классику ставят так, что Чехова не узнаешь.
СЕМЕН ИВАНОВИЧ. А мы знали, куда идем. Так хорошо, словно на несколько часов вернулись в старое доброе время.
Веснин приводит Стаса, который счастлив до слез.
ВЕСНИН. Стас угодил в сугроб.
СТАС. Здорово! Какой кайф - умереть и воскреснуть!
Интерьер квартиры Весниных, с крышей, ухоженной, как японский садик, с цветущей вишней. Меж верхушек деревьев виды Москвы по ходу действия сменяются то сельской местностью, с деревней за озером, то моря и гор Кавказа, то полетом самолета над бескрайними лесами и полями.
На крыше Стас что-то мастерит; Веснин словно уносится в дали, где время от времени проступает Хор девушек, среди которых Сана. Это ансамбль «Альгамбра» на гастролях.
СТАС. Разве ты не видишь, писатель...
ВЕСНИН. Я не писатель; писатели вымерли, как и живописцы.
СТАС. А кто же ты?
ВЕСНИН. Поэт.
СТАС. А поэты не вымерли?