СМОЛИН. Я знаю, что вам приснилось.
ЕВГЕНИЯ. Что?
СМОЛИН. Как мы с вами поцеловались.
ЕВГЕНИЯ. В самом деле? Подъехал Игнатий. Маскарад назначен на субботу. Приходите. Мне в голову не пришло посылать вам пригласительный билет, разрисованный вами.
СМОЛИН. Среди ваших гостей, не зная никого, что мне делать?
ЕВГЕНИЯ. Приходите. Я буду в платье по вашему рисунку.
СМОЛИН. Коломбиной? А ваш муж Арлекином? Значит, быть мне несчастным Пьеро.
ЕВГЕНИЯ. Отчего же несчастным?
СМОЛИН. Он влюблен безнадежно в Коломбину.
ЕВГЕНИЯ. Прекрасно!
СМОЛИН. Ничего прекрасного в этом не вижу.
ЕВГЕНИЯ. Это же маскарад. Игра!
СМОЛИН. Это для вас игра. А для несчастного Пьеро - не до игры.
ЕВГЕНИЯ. Вы влюблены в меня?
СМОЛИН. Вы влюблены в меня?
ЕВГЕНИЯ. А Арлекин?
СМОЛИН. Варианты сюжета могут быть бесконечны.
ЕВГЕНИЯ. Все дело в том, что нам вздумается разыграть? Это мне нравится. Нет никакой необходимости, чтобы Коломбина, влюбленная в Пьеро, собралась выйти замуж за Арлекина. С какой стати?
СМОЛИН. Арлекин, вероятно, богат и имеет положение в обществе. А Пьеро - всего лишь поэт.
ЕВГЕНИЯ. Это же по пьесе Шницлера, сюжетом которой воспользовался Мейерхольд. Нет, мы разыграем все по-своему. Нет никакой необходимости в том, чтобы Пьеро и Коломбина покончили жизнь самоубийством.
СМОЛИН.. Мы забыли о графе! Ему пристало быть Арлекином.
ЕВГЕНИЯ. Нет, он просто один из друзей Пьеро.
СМОЛИН. Влюбленный тоже в Коломбину?
ЕВГЕНИЯ. Он влюблен, говорят, в вас, Орест.
СМОЛИН. Не думаю. Зачем бы это мне?
ЕВГЕНИЯ. Я рада это слышать.
Евгения одарила его взором, исполненным любви и ласки.
Смолин покачал головой.
ЕВГЕНИЯ. Простите! Вот уж не думала, что я столь любопытна. Вы можете сказать, как осваивается Марианна в новой роли? От нее не добиться толку. Смеется и все.
СМОЛИН. И стыдно, и забавно - вот и смеется. Всякая новая поза смешит ее до упаду.
ЕВГЕНИЯ. В самом деле забавно! ( В глазах молодой женщины мелькнуло нечто вроде зависти.) Вообще-то она не очень смешлива, скорее себе на уме и склонна к огорчениям.
Интерьер дома в стиле модерн в наши дни. Вечер.
Вениамин переоделся в легкую спортивную форму - пройтись по саду и даже сделать пробежку, чтобы снять томление духа и тела. И вдруг всплески воды послышались из ванной комнаты. Кто это? Вениамин быстро прошел к двери, полуприкрытой, как нарочно, и увидел молодую женщину, выходящую из ванны. Она его не заметила, поскольку смотрела на себя в зеркале, перед которым, ну, принимать разные позы, что ее весьма забавляло, это для нее была всего лишь легкая игра, а не соблазн и грех.
Что-то знакомое... И тут Вениамин узнал госпожу Ломову, по стати очень похожую на девушку с рисунков Ореста Смолина.
ПОТЕХИН. Это сон?
ЕВГЕНИЯ. Это вы мой сон!
Госпожа Ломова, устыдившись, прикрываясь руками, похожа на Афродиту, словно богиня любви и красоты приняла облик современной женщины.
ПОТЕХИН. Значит, мы оба видим один и тот же сон?
ЕВГЕНИЯ. Выходит, так.
Госпожа Ломова оделась в халат, завязала пояс и подняла руки поправить волосы, отливающие сиянием черного жемчуга.
ПОТЕХИН. Вы готовитесь ко сну?
ЕВГЕНИЯ. Во сне ко сну?! Чтобы, наконец, проснуться? А это мысль!
Госпожа Ломова прошла к выходу. Потехин отступил и пропустил чудесную особу, затаивая дыхание от волнения.
ПОТЕХИН (мысли вслух). Сказка! Тысяча и одна ночь! Что же это будет?
Госпожа Ломова заглянула в спальню и прикрыла снова дверь.
ПОТЕХИН. Там кто-то есть?
ЕВГЕНИЯ. Там мой муж. Я не хочу спать. Он тяжел и неповоротлив и все, что он проделывает со мной, очень мало похоже на любовь.
ГОЛОС ЛОМОВА. Дорогая!
ЕВГЕНИЯ. Попалась пташка. Теперь не отстанет, пока не заснет.
ПОТЕХИН. Не уходите, ради Бога! Я не вынесу этого.
ЕВГЕНИЯ. И я не вынесу, если вы будете здесь торчать. Уходите-ка восвояси. Еще встретимся. Ведь я знаю, что мы живем в одном и том же доме, лишь с разницей во времени.
ПОТЕХИН. И правда!
ЕВГЕНИЯ. Вы счастливее нас. Мы - как пленники в нашем доме, в котором живут другие.
ГОЛОС ЛОМОВА. Дорогая!
ЕВГЕНИЯ. Сейчас, сейчас!
ПОТЕХИН. Я не вынесу этого!
ЕВГЕНИЯ. Ага! А каково мне? Бросаете на меня влюбленные взгляды, а сами весь пыл любви и страсти отдаете другой.
ПОТЕХИН. Она - жена.
ЕВГЕНИЯ. А там - мой муж. Кстати, где ваша жена?
ПОТЕХИН. Уехала в Москву.
ЕВГЕНИЯ. В Москву? В Москву! В Москву!
ГОЛОС ЛОМОВА. Дорогая!
ЕВГЕНИЯ. Иду!
ПОТЕХИН. Но вы ведь любите художника.
ЕВГЕНИЯ. Тсс! Кто вам сказал? Это совсем не то.
ПОТЕХИН. Это вы позировали ему обнаженной?
ЕВГЕНИЯ. Вовсе нет. Это он писал с Марианны, нашей горничной.
ПОТЕХИН. А думал о вас.
Из спальни пронесся храп.
ЕВГЕНИЯ. Заснул наконец. Теперь ночь моя принадлежит вам.
ПОТЕХИН. Сказка!
ЕВГЕНИЯ. Но не я. Вы погубите меня, если прикоснетесь ко мне.
ПОТЕХИН. Не сметь вас коснуться!
ЕВГЕНИЯ. В чем горе? Неужели вы не умеете любить без обладания, грубых ласк с соитием, что вы называете, как босяки... Нет, мне не выговорить этого слова.
ПОТЕХИН. Как выражаются босяки? Трахнуть?
Молодая женщина вздрогнула, точно он коснулся ее.
ЕВГЕНИЯ. Это же убийственно для любви, нежного цветка неги и отрады, как удар кнутом.
ПОТЕХИН. Да, вы правы! Я и люблю вас, как подросток.
ЕВГЕНИЯ. Прекрасно! Так любил меня художник.
ПОТЕХИН. Вы сказали: “Теперь ночь моя принадлежит вам”. Что я могу сделать для вас?
ЕВГЕНИЯ. Давным-давно, целый век, не была в театре.
ПОТЕХИН. Театры уже закрыты.
ЕВГЕНИЯ. Уже так поздно?
В саду сиял день, там люди, Евгения узнает свой мир, Ореста.
ПОТЕХИН. Что там?
ЕВГЕНИЯ. Кажется, подготовка к празднеству - будут представления живых картин, мелодекламация, маскарад...
ПОТЕХИН. Это как райский уголок! Мы можем туда выйти?
ЕВГЕНИЯ. Конечно. В день маскарада...
ПОТЕХИН. Как! Разве это возможно?
ЕВГЕНИЯ. А как мы с вами здесь встретились?
ПОТЕХИН. Вы мой удивительный сон!
Госпожа Ломова села к роялю. Зазвучала “Лунная соната” Бетховена. В саду теперь сияла белая ночь и ни души.
ЕВГЕНИЯ. Мы можем выйти на прогулку.
Музыка продолжала звучать. Госпожа Ломова, прогуливаясь с Потехиным в саду, предалась воспоминаниям. Она вбежала в беседку и обернулась: ее облик менялся, как на снимках, сделанных в разное время.
ЕВГЕНИЯ. Я еще училась в гимназии, когда ощутила те веяния, как веяния весны, что называли декаденством. Все было не так. Я радовалась подснежникам ранней весной, самым скромным цветам на лугу в середине лета, ценя эту радость и уже испытывая грусть, что миг этот пройдет, уже минул, безвозвратно канув в бездну времени. Когда этот возвышенный и тонкий строй чувств называли с возмущением декаденством, меня это не пугало. Я знала чистоту моих устремлений. Более правильное слово привилось позже: модерн. Я думаю, юность всегда проповедует модерн, что бы под ним ни понималось: пушкинская хандра, декаданс - это неприятие жизни, ее утвердившихся форм, поскольку мир обновлен, когда в жизнь вступает новое поколение, с порывами к свободе, к красоте, к любви. И мы, как чеховские герои, восклицали: “Здравствуй, новая жизнь!”
ПОТЕХИН. Мы вступали в жизнь с подобными же чувствами. Только это назвали диссиденством. А мы стремились к тому же, что и вы: к свободе, к красоте, к любви.
ЕВГЕНИЯ. Может быть, поэтому мы с вами здесь сошлись, как встарь и ныне? (Меняясь в облике, старея на глазах.) То, в чем видели проявления декаданса, было на самом деле модерн с культом прекрасного в жизни, как в искусстве, как на сцене, в живописи, в архитектуре, в предметах интерьера, при этом с обостренным ощущением скоротечности дня, весны, двух-трех лет юности, с неизбежными утратами и смертью. И все это пронеслось, оглянуться не успели, быстрее, как несется поезд, скорее, чем мы ожидали. Увы! Увы!