Хор выстраивается.
ЛАРА. Декорация и танец несравненной Карсавиной были столь чудесны, как волшебство, что, кажется, стены и своды подвала раздвинулись, вечер наш будет иметь продолжение как бал-маскарад, когда театр и жизнь сливаются в реальность, сиюминутную и вечную.
Все приходит в движение.
Бал-маскарад. Хоровод масок в непрерывном движении - под звуки то польки, то вальса, то марша... Корифей, Пигмалион, раб, Галатея, Афродита в сопровождении Хора сатиров и нимф...
КОРИФЕЙ. Мы в хороводе масок первейшие лица, не правда ли?
РАБ. Разумеется, если я раб первейших лиц из подвала, то есть Элизиума.
ПИГМАЛИОН. Я царь Кипра, острова Киприды.
АФРОДИТА. Ну, а я кто, всем известно. Достаточно на меня взглянуть...
ПИГМАЛИОН. О, Афродита!
ГАЛАТЕЯ. Пигмалион! Кажется, вы влюблены в меня, Галатею беломраморную, ожившую для любви?
ПИГМАЛИОН. Безумно. Смотри, кто это? Очень похожа на тебя, тоже в белоснежной тунике с пурпурными нитями орнамента.
ГАЛАТЕЯ. Я думаю, перед нами Сафо.
АХМАТОВА в маске, в сопровождении Недоброво, звучит ее голос откуда-то сверху::
Доктор Дапертутто (Мейерхольд) с арапчатами, которые бросаются апельсинами...
ГУМИЛЕВ. Все так. Только две последние строки не совсем точны.
ДОН ЖУАН. Кто ты такой?
ГУМИЛЕВ. Твоя тень, или твое изображение в зеркале. Если ты имел женщин, значит, и они имели кое-что от тебя. Просто ты их бросал, прежде чем они обнаруживали последствия.
ДОН ЖУАН. Пожалуй.
ГУМИЛЕВ. И братом может назвать тебя всякий мужчина, с которым ты, ведая о том или нет, распил вино из одной и той же бутылки.
ДОН ЖУАН. О, дьявол!
Две маски - Ольга Высотская и Алиса - следят за Дон Жуаном, узнавая в нем Гумилева.
АЛИСА. Ольга, это ты?
ОЛЬГА. Алиса!
АЛИСА. Куда ты исчезла?
ОЛЬГА. Я, как Чайка у Чехова... Я - Чайка... Не то...
АЛИСА. Боже милосердный!
ОЛЬГА. Все хорошо. У меня растет превосходный малыш. Но это тайна.
Дон Жуан смотрится в зеркало.
ДОН ЖУАН. Кто там?
ГУМИЛЕВ. Это ты - «как лунатик бледный».
ДОН ЖУАН. В него стреляют?
Эхо выстрела со вспышкой света проносится под сводами подвала.
ОЛЬГА. Что это?
АЛИСА. Должно быть, фейерверк.
ОЛЬГА. Нет, это виденье его судьбы.
АХМАТОВА в сопровождении Недоброво... Ее голос:
Два немолодых актера изображают Фауста и Дон Кихота.
СЕРАФИМ. С кем бы мне тут сразиться? А, вижу! (Бросается, обнажая шпагу, на изображение Панталоне на стене.)
ГАВРИЛА. Это всего лишь комический актер, милейший Дон Кихот, как ты да я, да целый свет.
СЕРАФИМ. Допускаю, вы комический актер, доктор Фауст.
ГАВРИЛА. Нет, я трагический актер. Продать душу дьяволу ради познания...
СЕРАФИМ. Ради соблазна вкусить все радости бытия...
ГАВРИЛА. О коих вы понятия не имеете...
СЕРАФИМ. Как не имею? А Дульсинея, дама моего сердца?
ГАВРИЛА. Дульсинея? Нет, только Елена достойна любви и поклонения.
Дон Кихот, обнажая шпагу, бросается на Фауста.
Кузмин в образе «принца эстетов» в цилиндре и с тростью прогуливается в сопровождении двух молодых поэтов. Он тростью вмешивается в поединок Дон Кихота и Фауста.
КУЗМИН. Смотрите-ка! Два самых нелепых образа в мировой литературе, превзошедших в славе всех героев древности...
Высокая фигура в плаще и маске - это тень Князева... Она возникает где-то в вышине и, как птица, опускается на пол прямо перед Галатеей.
ГАЛАТЕЯ. Кто ты? Дух?
КНЯЗЕВ. О, Коломбина!
ГАЛАТЕЯ. Я Галатея. А ты Пьеро?
КНЯЗЕВ. Говоришь, Галатея, а знаешь Пьеро. Ты Коломбина, моя неверная возлюбленная.
ГАЛАТЕЯ. Дьявол!
КНЯЗЕВ. О, нет! (Указывает вдаль.) Там его бал!
И тут проступает бал мертвецов, что замечает Хор девушек и юношей и в тревоге сбегается.
ЕВГЕНИЙ. Не бойтесь бала мертвецов! Ведь это синема. Там выход царский...
ТАТА. Пускай красуются преважно.
ЛАРА. Они на нас, как паутина.
ЕВГЕНИЙ. Всего лишь блики света.
ЛАРА. Нас ловят, словно в сети. Не пьют ли нашу кровь?
ЛИКА А мне легко-легко. Взлетаю, как пушинка. И свет я вижу...
ЛАРА. Стой! Тебя уносит смерть. Бал мертвецов - то паутина прошлых лет и дней, былого интерьер из глубин зеркал... Мы здесь у грани бытия земного.
ТАТА. О, Сивилла, что там видишь?
ЛАРА. А Мишу Лозинского я вижу с Данте Алигьери. Поэт ведет его по кругам Ада... А там Чистилище! И свет нездешний Рая...
МАНДЕЛЬШТАМ (с посохом). Смысл виденья ясен.
ГОЛУБАЯ МАСКА. А я?
ЛАРА. Елизавета Юрьевна, не надо.
ГОЛУБАЯ МАСКА. Я не боюсь будущего.
ЛАРА. Матерь Мария, я тебя вижу в огне.
ГОЛУБАЯ МАСКА. В Аду, что ли?
ЛАРА. Всемирной войны.
МАНДЕЛЬШТАМ ( с посохом). Не все ль равно, когда и как, конец один. Не в том поэтов слава. Нет горше смерти - в безвестности времен исчезнуть. Лишь слово - твой удел!
Хор девушек и юношей вереницей кружит, устанавливая границы между маскарадом и балом мертвецов, хотя это в большей мере всего лишь зеркальные отражения маскарадных образов.
ЕВГЕНИЙ. О, нет! Жильцам могил опасно воскресать. Опасно - для живых. Для юных. Мы пляской жизни вытесним всю нежить из теней прошлого...
ЛАРА. На сцену, где жизнь они вновь обретут, как на картинах Серова или Сомова!