Укрепившись на этой точке, Петр Романович вернулся в Копьевский (ее окна темны), во двор (темны), проверил время — двенадцать. Неуместное совпадение ему не понравилось. Он постоял под фонарем, вновь переживая припадок страха: сейчас раздастся крик. Раздались гулкие шаги в тоннеле, и в овальном провале возник Поль. Опять Поль! Юноша в светлых одеждах стоял, как ангел у черных врат, вдруг аффектированным жестом поднял правую руку и поманил двоюродного брата. Тот, как зачарованный, пошел к нему, за ним — в тоннель, в переулок, на перекресток, мимо знаменитого пруда, памятника баснописцу. наконец очнулся от гипноза, нагнал, рявкнул:
- Что ты тут делаешь?
- Як тебе шел и очень удачно встретил.
- Зачем?
- Надо навестить Ангелевича, безотлагательно.
- Зачем?
- Узнаешь.
- Какого черта ты устраиваешь эти розыгрыши.
- Сейчас все узнаешь.
Петр Романович почему-то покорился.
- Я машину в Копьевском оставил. (к окончанию школы дядя одарил сына «москвичом») Вообще тут недалеко.
- Все равно. (Братья двинулись бодро, в такт ускоряя шаги.) Поль, ты за мной сегодня следил?
- Не за тобой.
- А за кем?
- Слушай! Как все напоминает вчерашнюю ночку, а? Наверху свежего покойника. случаем, нет?
- Я не поднимался, ты помешал.
- Если что, — добавил Поль беззаботно, — мы гуляли вместе. Для алиби.
- Твое шутовство меня утомляет.
- То ли еще будет! Ты бывал в «Китеже»?
- Мы, скорее, в Вавилоне живем.
- Я про заведение Ангелевича.
- Он бы еще «Святой Русью» свой кабак назвал!
- Валера старше тебя, а шагает в ногу с жизнью.
- Ну, ты тоже живчик. «Мертвая голова».
- Заговариваешься? Я — не тоже. Я знаю, чего стоит смерть, я не раз умирал. Глянь, пришли!
От волнения Петр Романович плохо ориентировался в происходящем и, уже поднявшись по пологим ступенькам двухэтажного особняка, спохватился:
- У меня с собой денег нет!
- Это пусть тебя не волнует. В конце концов, мы с тобой.
- Я, пожалуй, не пойду.
- Как хочешь. Я не «сторож брату своему».
Прозвучало многозначительно, Петр Романович вслед за братом прошел в вестибюль (в сени — в ностальгическом стиле русской избы), где они сразу натолкнулись на вышедшего из незаметной дверцы Ангелевича.
- Вы как тут?
- А что? — лукаво уточнил Поль. — Мы заплатили. Или вам клиенты не нужны?
Какую-то секунду сосед
сосредоточенно смотрел на Петра. Прищурился, и легкая улыбка тронула тонкий рот.
- Да пожалуйста. Куда угодно: в бар, в зал, в отдельный кабинет?
- В зал!
В сопровождении владельца братья спустились (ступеньки вели не вверх, а вниз: подъем пологий, спуск крутой), вошли в вертеп, где в чаду горели свечи в позолоченных канделябрах и клиентов было полным-полно, преимущественно мужчин. Ангелевич усадил вновьприбывших за столик почти у выхода и как-то незаметно скрылся.
Возник «половой» в белой косоворотке с полотенцем через руку, они заворковали с Полем. Петр Романович не слушал, он сидел, опустив глаза, замкнувшись от волнения в неприступную крепость. «Водки?» — донесся вопрос. — «Да, водки».
Откуда-то издалека нежно зазвенела «Во поле березонька стояла.». Утонченное извращение в стилизованном «Китеж-граде», подумалось со злобой, а Поль верно и вдохновенно выпевал: «белую березу заломаю, люли-люли, заломаю, люли- люли.»
- Заткнись!
Дальше произошло то, к чему подсознательно Петр Романович был уже готов: на высокие подмостки противоположной стены выплыла Варенька в пышном сарафане из парчи, вышитом каменьями, в браслетах, серьгах и ожерелье, и присела в «придворном» реверансе. Завсегдатаи захлопали, а она закружилась, постепенно ускоряя темп, расплетая золотую косу и разоблачаясь.
- Классный стриптиз, народно- патриотический, — доложил Поль. — Выпей водки.
- Обойдусь, — процедил Петр Романович, внимательно наблюдая. «О, соле мио! — думал он. — Солнце мое!» кузен одобрил:
- А ты крепкий орешек. Захватывающий фрагмент: богослов и «вавилонская блудница». — Поль обожал Священное Писание. — Помнишь жену на звере в драгоценных камнях и золоте?
- Апокалипсис, — уточнил Петр Романович, машинально поддержав фантастический поворот диалога в подземном кабаке. и мелькнул еще образ чаши в руках «жены» — золотой чаши, наполненной «мерзостями и нечистотою блудодейства ея».