Открыв дверь к себе, он вдруг вспомнил про виновницу семейной бури, заглянул в папину комнату. и чуть с ума не сошел. Невеста лежала ничком возле качалки, льняная грива намокла в крови, по полу разбросаны чайные розы. Некое мистическое дуновение просквозило в душе: мальчик так кричал, потому что чувствовал через стенку убийство! «Да, она убита!» — произнес он вслух, отвел взгляд от мертвого тела, потемнело в глазах, замигали красные и желтые пятна. Откуда здесь розы? «Их принес убийца!» — опять сказал он громко и неимоверным усилием воли сосредоточился, фрагменты ужасающей картины обрели четкость. Вон стеклянная ваза с остатками воды, валяется у комода. Букет стоял на комоде... и просквозил золотыми бликами, когда он уходил от нее?.. комод не виден с порога. отразился желтым пятном напротив в зеркале, полускрытом зеленой занавеской, отделяющей отцовскую кушетку в углу.
Петр отдернул занавеску, увидел распятие на стене, увидел в зеркале лицо — свое, не сразу понял! — прошелся по квартире (никого нет), ворвался к дяде (входная дверь не заперта) — розы, точно такие же на праздничном столе.
- Розы на месте!
- Трое, кружком стоящие возле дивана, обернулись на его голос. Дядя с теткой и Иван Ильич.
- Слава Богу, заснул, — сказала Ольга, а муж воскликнул:
- О чем ты? Петруша, что с тобой?
- Она в папиной комнате.
- Кто?
- Невеста.
- Ну?
- Она мертвая.
Подземельный спросил «кто?»;
Острогорские глядели молча, с ужасом — они поверили.
- Ты серьезно, что ль? — заорал медик. — Дай ключ!
- Там открыто.
Подземельный сгинул, дядя прошептал: «Что же это, а? Что же это происходит?..» — и тоже сбежал. Они остались вдвоем с Ольгой над распростертым телом ребенка.
- Ее убили, — сказал Петр.
- Кто? Ты?
- Я?! — он хотел благородно возмутиться, но удар почти попал в цель: Павел — почти «я», братья очень любили друг друга.
Тут вернулся дядя.
- Подземельного я отослал, сейчас позвоню куда следует. Но прежде. Петруша, ведь это не ты?
- Нет.
- Конечно, не ты. Ипполит Матвеевич подтвердит, надеюсь, что мы поделили розы с дачи на два букета. Один ты отнес к себе. Ну что вы на меня так смотрите? Да, трагедия, но надо спасать Павла!
- Не надо, — сказал Петр, — если он убийца.
- Ты соображаешь, что говоришь? Погубить его жизнь?
- Если он погубил чужую, пусть ответит.
- Невеста — панельная проститутка! — взревел адвокат. — Мало ли кто мог ее прихлопнуть?
- Ты думаешь, не он?
- Главное — создать видимость!
- Главное — понять суть!
- Ты, философ чертов.
- Господи, замолчите! — закричала Ольга. — Ведь Полька при всех сказал, что видел его во дворе!
- Да кто помнит? — оборвал адвокат. — С Валерой я договорюсь, с Игорьком тоже, уверен. Петр, тебе решать.
11
Павла «взяли» на даче уже под утро, вначале он все по-глупому отрицал: болен, в Москву не ездил, о розах ничего не знаю. Убийца не знал, что братья его уже сдали; допрос проводился в дядиной квартире, никто не вспомнил злосчастную фразу, кроме самого ребенка: в нужный момент очнувшийся малютка явился на кухню (допрашивали Петра) и сказал, что видел Павлика во дворе в кустах. Не уследили, он подслушивал; и хотя адвокат бил на «бред в преддверии эпилепсии», всплыли розы (уже по вине старшего брата), искусная защита развалилась, убийца предложил вторую версию. Да, в Москву ездил тайком (в одной электричке со своими), цветы привез в надежде, что его невесту оговорили; дома не застал никого и пошел на Тверской бульвар выследить и убедиться (Игорь донес, что именно там она «работает»). Прождал безрезультатно до ночи и уехал в Завидеево.
И эта неубедительная версия вскоре лопнула. Естественно, восьмилетний мальчик не мог назвать точное время, когда он видел «Павлика в кустах». «Я ходил на кухню искать зайку», — твердил он. Петр прекрасно помнил (но смолчал — все, должно быть, помнили, но молчали), что про игрушку Полька канючил за столом, то есть уже после прихода Маргариты. «Павел был дома, когда я привел ее туда, — думал Петр, — в папиной комнате. Подсознательно я засек отражение желтых цветов возле занавески, которая вздрогнула как от сквозняка. Он прятался за занавеской.»
Вдруг все подтвердилось, подследственный сдался. Да, услышал шаги, спрятался, выждал, ударил несколько раз в исступлении, себя не помнил. Орудие убийства — по забавно- жутковатой иронии — бронзовая фигурка зайца, стоявшая на комоде. На статуэтке обнаружились свежие отпечатки пальцев Павла, а кровь он стер. Это обстоятельство (а также розы) использовал адвокат при защите: несчастного юношу сокрушило неожиданное известие про невесту, он действовал в состоянии умопомрачения, не уничтожив важнейшие улики, не избавившись от обличающего букета. («Не я виноват в его аресте, — успокаивал себя Петр, — Павла вычислили бы по отпечаткам!») Убийство непредумышленное, спровоцированное, в сущности, самой жертвой, вызывающе заявившей жениху, что ее «работа» ей нравится! («Дадут года три, а может, добьемся условного!») На беду, судья («эмансипированная змея» — по выражению дяди) попалась мужененавистница, мстящая сильному полу за собственные жизненные «дребезги». И сумевшая добиться максимального, в этих условиях, срока. Конечно, подавались апелляции во все инстанции, но судьбе было угодно, чтобы Павел начал проходить преисподние круги уже здесь, на земле. Адвокат — он, творивший чудеса для чужих! — после всех перипетий даже слег.