- Ты сказал: происходит трагедия.
- Я так ощущал подсознательно и надеялся, ты прояснишь — помнишь, на галерейке? — скажешь про брата.
- А почему прямо не спросил?
- Побоялся произвести впечатление невменяемого.
- Как-то все это неубедительно. По-моему, ты не договариваешь.
- Можно подумать, ты со мной откровенен!
- Откуда такая враждебность, Игорь? За что ты меня ненавидишь?
- О чем ты?.. Ну, не в себе я был после допроса. А ты так беззаботно с какой-то девчонкой флиртуешь.
- Это мое дело.
- Извини, я был слишком взволнован.
- Смертью Ивана Ильича? «Ты выдумал голос, чтоб отвести подозрения от себя,» — посмел ты мне сказать! Объясни же наконец, что все это значит, в чем я провинился перед тобою или перед Павлом, или перед вами обоими.
- Ты его сдал, — прошептал Игорь с такой злобой, что собеседник вздрогнул.
- Я?
- Своими показаниями.
- Врешь!
- Не ори!
- Тони боишься, да? — Петр Романович взял себя в руки. — В течение девяти лет я не замечал твоей ненависти.
- Прошлое вдруг проступило, когда я увидел его во дворе.
Он произнес это с болью, и Петр Романович смягчился.
- Мне не в чем себя упрекнуть. На вопрос следователя, откуда цветы возле мертвого тела, я ответил: не знаю, кто- то сегодня принес. Я даже не упомянул Павла, все потом само раскрутилось.
- Надо было сказать, как Евгений Алексеевич предлагал: дед привез.
- А отпечатки пальцев? А показания ребенка?
- Отпечатки в квартире, где человек живет, против него не улика! Соврал бы: неделю пыль не протирал.
- Да я и не протирал.
- Вот-вот! И Польке можно было рот заткнуть, если б ты согласился на предложение адвоката. Нет, ты хотел его погубить и добился своего.
- Я?! — Петр даже растерялся. («В одно слово со следователем!») — Я любил брата.
Тут Игорь выкинул финт: вскочил и принялся бегать по просторному двору вокруг храма, сужая круги. влетел в церковь и вскоре вышел, притихший такой, умиротворенный. Подошел, сел рядом. Интеллигент- неврастеник — что с него взять. «Что требуется, то и возьмем!» — сурово укрепился философ в поисках истины.
- Проветрился?.. Мне твои эмоции непонятны, да Бог с тобой. Вот что: необходимо в подробностях восстановить события девятилетней давности.
- Зачем тебе?
- По-моему, в них кроется ключ к «новейшей истории». Сегодня во время допроса меня посетило сомнение: а что если Павел не убийца?
Игорь приподнялся в траве, опершись о локоть, слушая с предельным вниманием.
- Ты серьезно?
- Не задавай глупых вопросов.
- Почему он взял на себя такой грех, Петр?
- Нам неизвестно, какими способами добились от него признания. Безумная, возможно, идея, но она кое-что объясняет.
- А именно?
- В лагере, анализируя случившееся, Павел заподозрил истинного преступника и явился отомстить. Подземельный, у которого он остановился, стал опасным свидетелем и погиб. Потом убили брата.
- Почему о своих подозрениях Павел не сообщил родным? Почему не приехал к тебе или к дяде?
- Это пока загадка, тут много загадок. Словом, мне нужна помощь.
- Зачем?
Петр озверел.
- Не прикидывайся идиотом! Меня обвиняют в убийстве брата — где твои христианские принципы?
Игорь усмехнулся.
- Спрашивай, христианин.
- Когда в среду четвертого июля ты увидел Маргариту на Тверском бульваре, то решил, что она занимается проституцией. Почему?
- Она при мне (но меня не видела) торговалась с клиентом. Я вмешался, возмущенный, естественно.
- Ты сказал ей, что донесешь жениху?
- Нет. Она, возможно, понадеялась на дружбу, потому и заявилась в пятницу.
- Не лез бы ты, друг, в чужие дела.
- Я два дня мучился. но как промолчать? Регистрация в загсе — через полторы недели, в один день с нами. Понимаешь?
Петр Романович кивнул.
- Да это-то ладно, развелся бы. Но мы же собирались венчаться.
- Я вашу с Тоней свадьбу не помню.
- Мы перенесли на осень, торжеств не устраивали. Не до того, знаешь, было.
- Да, ты должен был его предупредить.
- Ну вот я и поехал в Завидеево. не знал, что у вас шестого семейный праздник.
- Наши раздумывали (ведь отец в больнице лежал в тяжелом состоянии), но потом решили отметить в своем кругу. А тебе было известно про сифилис?
- Господь с тобою! — Игорь даже перекрестился. — Я, как и все, после вскрытия трупа узнал.
13
Девять лет, с тех самых пор, он не ездил на дачу Ипполита Матвеевича и даже не сразу нашел ее, заплутавшись в пышно разросшихся улочках. Полковник окучивал розы — в майке и галифе, поджарый, крепкий и коричневый, как орешек — не скажешь, что ему под семьдесят. Гостю, кажется, обрадовался, усадил на лавочку в древесной тени, выставил на стол поллитровку, закуску с грядок собрал (как истый офицер, Ипполит Матвеевич всегда был готов «принять»). Выслушал, не перебивая, свежую информацию. Пришел в ужас. Выпил. Спросил отрывисто: